– Я не притворствовал, – спокойно сказал Олег. – Я и вправду отдал все силы. Иначе было нельзя, Алексей Максимович. Это было необходимо. Я мог бы остановиться, но тогда все получилось бы… не по-настоящему, понимаете? И мне бы не поверили.
Глазов потер рукой лоб.
–
– Я часто задумывался над тем, почему
Алексея Максимовича снова кольнуло это «
– Должно быть, потому что в этом просто не ощущается необходимость, – продолжал Олег. – Нет
– Не всем, – возразил Глазов.
– Не всем, – согласился Олег. – Но большинству.
– По твоим словам получается, есть место, где все не так, как у нас? – осторожно спросил майор.
– Бессомненно, – улыбнулся Трегрей. – Иначе откуда бы взяться такому, как я?
Глазов открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но не успел.
– И все-таки, Алексей Максимович, – внезапно проговорил Трегрей. – Сдается мне, у вас случилось что-то очень скверное.
Глазов хотел было возразить и сразу же вернуться обратно к волнующей его теме, но… прямой взгляд Трегрея требовал прямого же ответа. И еще почувствовал майор, что это было не праздное любопытство. Олег действительно был обеспокоен его, майора, делами. И еще эта сегодняшняя неожиданная откровенность… Майора-контрразведчика Алексея Максимовича Глазова вдруг обожгла совершенно мальчишеская радость от того, что этот странный паренек наконец признал в нем… нет, пока не соратника и товарища, а хотя бы единомышленника. И еще вдруг понял Алексей Максимович, что действительно очень хочет стать тем, кого Олег Гай Трегрей мог бы назвать своим соратником. Стать тем, у кого есть впереди великая цель, достижение которой почитается святым долгом. Тем, кто безговорочно уверен в своих силах и в своей правоте. Тем, кто не ощущает каждую минуту своего существования сосущую сердце вину за то, что живет неправильно, не так как должно жить…
Олег смотрел на него выжидательно.
– Случилось, – признался Алексей Максимович. – Уж сквернее некуда.
Сказал он это, и словно опять окунулся в холодную лохань безнадеги. Опять заколыхались перед ним, сменяя друг друга, тяжелые, намокшие тоской, кадры минувших суток. Внеурочный звонок из дома: «упала по дороге в ванную»… Квартирка, пропитанная резкой вонью лекарств… «Скорая»… Укол в руку, безжизненной тряпочкой свисающую с кровати… Еще укол, в плечо – витамины… Насупленные взгляды врачей: отговаривают везти в больницу – дурной знак… Привычная, но от этого не менее отчаянная тоска ожидания в гулком больничном коридоре… Разговор с лечащим врачом…
– В общем, – закончил Глазов, – Надежде только несколько месяцев дают. Не больше полугода. Операцию уже бессмысленно делать. И раньше-то было опасно, а теперь еще и бессмысленно. Наверное, стоило попытаться, когда только диагноз узнали. Но тогда денег совсем не было. А теперь никакие деньги не помогут.
Алексей Максимович открыл ноутбук – видимо, чтобы занять чем-нибудь начавшие дрожать руки.
– А у вас
– Вестимо, нет, – очень серьезно ответил Олег. – Подданный, платящий налоги, вправе рассчитывать на бесплатную медицинскую помощь любого уровня сложности. То, что
Взгляд майора вдруг заострился. Он увидел на экране нечто такое, что поразило его. И поразило неприятно. Он стрельнул поверх ноутбука глазами на Олега и снова спрятал взгляд в экран.
– Дурное известие? – догадался Олег.
Глазов не ответил. Трегрей помедлил еще немного. И спросил:
– Разрешите идти?
Алексей Максимович снова глянул на него и промолчал. Какая-то внутренная борьба кипела на дне его глаз.
– Разрешите идти? – повторил Олег.
– Иди, – глухо сказал майор. И прошептал почти беззвучно, одними губами: – Сволочи…
Олег поднялся.
– Постой! – вдруг воскликнул – почти крикнул Алексей Максимович. – Ты вот что… Ты… я не имею права тебе об этом говорить, но… за пределами части будь очень осторожен. Понял? Все, больше ни о чем не спрашивай.
Трегрей замер, на пару секунд погрузившись в себя, анализируя что-то мысленно.
– Странно, как бывает, – вынырнув из своих размышлений, проговорил он. – Иногда довольно напросте пройти по городской улице, чтобы заиметь недоброжелателей…
Майор едва заметно кивнул, давая понять, что Олег не ошибся в выводах. Прежде чем выйти, Трегрей произнес еще кое-что.
– Поверьте, Алексей Максимович, – сказал он. – Нет никаких причин для беспокойства. Подобные недоброжелатели – сущий пустяк по сравнению с истинным врагом.