Уругуру

Шариковая ручка нужна для заполнения анкет по прибытии, а головной убор спасает от дождя, снега, ветра и солнечного удара. Купить или одолжить эти вещи на большей части суши невозможно.

Приспособление и препараты для уничтожения комаров. Не верьте турагентам: комары есть везде. Их не будет только там, куда вы приедете со своим репеллентом.

Моток туалетной бумаги – незаменимая вещь для путешествий в Страну догонов и многие другие аналогичные по уровню комфорта страны. А щепотка стирального порошка пригодится вместо того, чтобы брать с собой четыре футболки. Возьмите лучше одну – ее всегда можно выстирать на скорую руку.

Суперклей соединит воедино все то, что сломалось и порвалось в ходе путешествия, а таких вещей может быть на удивление много. Портативный швейный набор скрепит то, чего не взял суперклей.

Многие вещи нужны для предотвращения дискомфорта, хотя некоторые люди обходятся и без них. Например, это еда и бутылка воды в дорогу – уверяю, вам захочется есть и пить именно в том случае, когда еды вокруг не окажется. Или, к примеру, затычки для ушей – бесценный аксессуар для путешествий по странам третьего мира, где в пять утра с ущербом для ваших барабанных перепонок начинают голосить, греметь ведрами и топать и люди, и животные. В большинстве таких стран место вашего ночлега непременно будет располагаться поблизости от основной трассы населенного пункта, по которой всю ночь с ревом проносятся мотоциклы, а когда они утихомирятся, обязательно проснутся и начнут кричать психованные петухи, срывая себе голос, а вам – здоровый сон.

Мы сидели в креслах на террасе резиденции посла Франции, в окружении корзинок с местными сладостями, и рассказывали о цели нашей этнологической экспедиция на плато Бандиагара, об исследовании культуры и истории догонов с последующей публикацией отчета о нравах и традициях местных племен.

– Это хорошее начинание, – лениво заметил господин посол, отпивая чай и вытягивая ноги перед собой.

– В этой книге, – добавил Оливье, – отдельной строкой планируется выделить, что посольство Франции в Мали и лично вы, ваше превосходительство, оказали нашей экспедиции поистине неоценимую помощь.

При этих словах посол расплылся в улыбке:

– Помощь? Ну, отчего же нет, окажем. Для начала вам нужно коррумпировать Министерство образования, чтобы получить необходимые разрешения на проведение съемок, полевых исследований и прочая и прочая. Можно, конечно, платить более мелким чиновникам на местах, но по совокупности это может быть дороже. Мы раздобудем микроавтобус с дипломатическими номерами для ваших вещей и специальный пропуск, чтобы дорожная полиция поменьше придиралась. Только, когда пойдете на поклон к правительству, – он покосился на Амани, – не берите с собой мадемуазель... Для иностранцев они сделают что угодно, будь ты француз, русский или никарагуанец, но своих – не любят... В Бамако вас повсюду будет сопровождать Мишель, а потом найдем вам и профессионального гида для передвижения по стране.

С Мишелем, скажу, забегая вперед, мы просто намучились. Этот атташе по культуре оказался подлинным интеллигентом и, как и все интеллигенты, душою постоянно рвался на родину. Уже семь лет он жил в Африке и с каждым днем, по его словам, все больше тосковал по улочкам Сен-Жермен-де-Пре, в то же время повторяя, что никогда не уедет из Африки навсегда. В первый же вечер он затащил нас в полуподвальный ресторан без вывески под обманчивым названием «Монмартр», куда пускали только белых, выпил там в течение первых десяти минут полтора литра красного вина и принялся дрожащим голосом, со слезами на глазах, распевать жалобные французские песни, непременно почему-то хватая при этом руку Амани и прижимая ее к своей груди. В середине вечера я пересадил нашего искусствоведа подальше от нее и предложил Мишелю хватать за руку меня. Однако это расстроило его еще больше, и одну из песен, самую надрывную, которую он собирался бросить мне в лицо со смертельным укором в глазах, ему не удалось допеть до конца: он зарыдал и упал головой мне на плечо, немедленно заснув.

Оба наших профессора не участвовали во всеобщем веселье. Жан-Мари поймал под столом цикаду и с азартом совал ее в тарелку Лабесса, доказывая, что открыл новый, мутировавший самым необычным образом подвид перепончатокрылых. Когда наконец мне удалось отвлечь их, убив цикаду, мы втроем вытянули верзилу Мишеля из ресторана и оттащили в такси, из которого еще некоторое время доносилась, слабея по мере удаления, перемежаемая его сдавленными рыдания песня о том, как весенний дождь выстукивает дробь за окном его мансарды на набережной Гренель.

Но если по вечерам Мишель здорово сдавал, в течение дня, надо признать, он в основном держался молодцом. Пытаясь реабилитировать себя за ночную слабость, он рьяно взялся добыть для нас все необходимые бумаги в различных учреждениях. С ним вместе отправились я и Оливье.