Усадьба ожившего мрака

– Стой! – Григорий упал на колени рядом с ним, обеими руками обхватил мощное тело. – Не шевелись! Я попробую помочь!

Он собирал искры в ладонь, выбирал из дымящейся шерсти, как смертельно опасных блох. Выбрал всех, носком сапога выкопал в земле ямку, ссыпал в нее уже не искры, а остывший пепел, для надежности притоптал ногой и снова присыпал землей, обернулся к Горынычу.

– Ты как?

Горыныч лежал на пузе, зализывая раны. Раны были неглубокие. Это радовало.

– До свадьбы заживет! – Он погладил пса по по трем его головам, а потом спросил: – Ты не можешь взять след? Из-за этих светящихся блох?

Горыныч вздохнул, зыркнул глазюками.

– А идти сможешь?

Идти Горыныч мог, что сразу же и продемонстрировал.

– Тогда вперед. Будем искать по старинке.

Он бы мог попытаться найти фон Клейста по вот этим самым блохам, но беда была в том, что видеть их у него получалось лишь на шерсти Горыныча, а шерсти той осталось не так чтобы очень много. Значит, пригодятся другие навыки – человеческие. Когда-то он ведь был охотником. А фон Клейст это тоже дичь. Смертельно опасная, но какая уж есть.

И он взял-таки след. Жаль, что слишком поздно понял, что фон Клейст тоже охотится. Следы вели к городу…

А еще он почувствовал… Странно такое чувство, словно перышком кто-то провел по щеке. Запахло Стеллиными духами, как будто она стояла прямо у него за спиной. Он даже обернулся, чтобы удостовериться, что ее там нет. Ее там не было, просто часть ее была у него в голове. Как это вышло? Откуда это перышко и этот аромат, он не знал, но догадывался. Стелла очнулась. И очнулась она не безмозглой упыриной, а собой прежней.

– Ну привет, несравненная, – сказал он в пустоту. – Рад, что ты выкарабкалась.

И тут же получил что-то вроде легкого подзатыльника. Стелла оставалась сама собой даже в упырином обличье.

Они с Горынычем были уже в километре от городских окраин, когда перышко в его голове вдруг приобрело остроту бритвы, заворочалось, вырезая перед глазами кровавые узоры. Григорий встал как вкопанный, крепко зажмурился, прислушиваясь к себе и к тому, что хотела сказать Стелла. Как умела, так и говорила, вырезала кровавым острием по живому. Он не разобрал слов. Куда ему! Но он понял главное – случилась беда и нужно спешить.

Горыныч, кажется, тоже что-то почувствовал. Теперь рядом с Григорием стояло два черных пса и один призрачный.

– Наших бьют, – сказал Григорий и шагнул в поток.

* * *

Исчезновение Танюшки и Митяя обнаружил Влас. Он вышел из спальни, чтобы найти одежду для Стеллы, а нашел неплотно закрытую дверь…

– …Они ушли недавно, – послышалось прямо у него над ухом, и от неожиданности он чертыхнулся.

– Не подкрадывайся, – сначала сказал, а потом испугался, что Стелла обидится.

Она не обиделась, она была встревожена не меньше, чем он сам.

– Я чувствую Григория. – Она смотрела Власу в глаза, в ее собственных глазах были растерянность и страх. – И я чувствую… – Ее верхняя губа дернулась, обнажая клыки, – фон Клейста. Он где-то совсем близко!

Влас уже почти привык к тому, как стремительно может двигаться Гриня, но к тому, что теперь и Стелла может так же, оказался не готов. Она, кажется, тоже. Потому что, когда она появилась перед ним с зажатым в руке осиновым колом, выглядела она так, словно ей дали сапогом под дых.

– Какой кошмар… – Она расправила плечи, положила свободную ладонь на солнечное сплетение. – Больно-то как…

– Это с непривычки. – Влас накрыл ее ладонь своей, но тут же убрал руку.

– Что это было? – Стелла тяжело дышала, но осиновый кол сжимала крепко.

– Гриня называет это потоком. Стелла, осторожно, тебе нельзя находиться в нем очень долго.

– Почему? – Спросила она и выскользнула во двор.

Влас тоже выскользнул, с обычной человеческой неуклюжестью, даже дверной косяк плечом задел.

– Потому что в потоке теряется человечность, а голод усиливается.

Он смотрел в ее обнаженную спину, на ее босые ноги и думал, куда же она босая?..

– Значит, у меня есть три дня вместо пяти. – Стелла спрыгнула с крыльца. – Влас, нужно спешить.

Она не стала его дожидаться. Вот она есть – и вот ее нет. Лишь мелькнул где-то вдали бордовый всполох.

Нужно спешить. Влас сорвался на бег. Он обернулся уже на краю участка, как раз успел заметить, как снова открывается дверь. Видать, не получилось уйти по-тихому.

К лесной опушке он бежал что было мочи. Спотыкался, оскальзывался, несколько раз падал. Чем ближе он был к лесу, тем теплее становилось. Теплее и ветреннее. Теперь он падал не сам, его сбивал с ног ветер. Ветер летел впереди него, подхватывая с земли комья грязи, ветки и прошлогодние листья. По этому шлейфу Влас мог видеть путь. Все они, и живые, и неживые, и даже ветер, рвались к пятачку земли, на котором прямо сейчас начинался смертный бой. Уже начался!