Усадьба ожившего мрака

Он перестал метаться, и лупить кулаками в дверь, ровно в тот момент, когда осознал, что у него получилось ускользнуть из лап фон Клейста. Да, его тело сейчас дергается в конвульсиях, отдавая упырю остатки своей крови и своих сил, но что-то куда более сильное, чем тело, сейчас свободно и от боли, и от страха, оно ищет решение и возможность предупредить друзей о грозящей опасности…

* * *

К ночи устали все, потому что все они были измотаны и обессилены. Кто физическими и душевными ранами, кто бесконечными часами ожидания. От усталости они проваливались в короткую, не приносящую облегчения дрему один за другим. Проваливались, просыпались, пытались бодриться и снова засыпали.

Таня тоже спала, положив голову на плечо Севы. Она почти отвыкла от нормальных человеческих снов, когда ты засыпаешь добровольно, а не по принуждению, на острие медицинской иглы.

Этот сон был светлый и уютный. В этом сне она сидела за столом в их с бабушкой доме перед раскрытой книгой и вазочкой с умопомрачительно вкусными сушками. В этом сне были тишина и покой.

До тех пор, пока вверху, прямо над головой не раздался полный ярости и, кажется, отчаяния стук. Над головой у нее был только чердак, но стук продолжался, поэтому Таня отложила книгу и, прихватив с собой керосинку, вышла в сени. В сенях было зябко. Холодом и сыростью тянуло по босым ногам. Сквозняк ерошил распущенные волосы. Таня встала напротив ведущей на чердак лестницы, взялась обеими руками за холодные перекладины. Кто-то пытался открыть чердачный люк, и она должна узнать, кто это такой.

Страха не было – только холод и легкое раздражение от того, что в ее сон проник чужак. Потому, наверное, Таня и не испугалась, когда из распахнувшегося вдруг люка вывалился человек. Он лежал у ее босых ног, скрючившись, обхватив руками седую голову.

– Митя? – она присела перед ним на корточки. – Митя, где ты?

В ее прежних вынужденных сновидениях происходило всякое, и не всегда она была хозяйкой происходящему. До тех пор, пока в ее сны не сумел пробиться Митя. Именно из его рук она получила ту путеводную нить, которая вывела ее из тьмы к свету. Эта же нить связала их с Митей, словно невидимая пуповина. Он на одном конце, она на другом. И сейчас эта нить вибрировала от ярости и боли.

– Танька, осторожно!.. Берегись! – Слабый голос потонул в завываниях ветра.

– Митя, что происходит? – закричала Таня, когда неподвижное тело у ее ног начало заметать невесть откуда налетевшим снегом.

Так уже было однажды, когда Митя потерялся между мирами, а она его нашла и вытащила. Тогда тоже было холодно, тогда Митя тоже готовился умереть. Но она не дала тогда и не даст сейчас! Ей нужно лишь протянуть руку и нащупать в снежной круговерти невидимую нить. Нащупать и больше не отпускать.

– Митя, держись! Я иду к тебе!

Прорываясь сквозь снег и ветер, она выбралась к выходу, толкнула дверь и выпала из одной реальности в другую, такую же холодную и слякотную – настоящую. Она проснулась.

Таня стояла перед калиткой, босая и без верхней одежды. Калитку бесшумно, но яростно толкал туда-сюда ветер. Она уперлась в холодное железо обеими руками, навалилась на калитку всем своим весом. Невидимая путеводная нить не исчезла в этом мире, но сделалась едва различимой. Таня закружилась на месте, выбирая правильный путь. Ее друг попал в страшную беду, и она догадывалась, в какую. Разбудить остальных, позвать на помощь? Возможно, у нее получится, но получится ли у Мити продержаться так долго? Таня знала правду, поэтому решительно шагнула в непроглядный туман.

Они стояли на самой границе поля и леса. Две слабо подсвеченные лунным светом фигуры. Она могла видеть их даже сквозь туман. Теперь она многое могла. Наверное.

– Отпусти его! – Повинуясь ее голосу, ветер затих, послушным псом припал к босым ногам. – Отпусти его! Слышишь?

Он слышал. И болезненно морщился от звука ее голоса.

– Вот я и нашел тебя, моя маленькая фройляйн! – Его собственный голос сделался скрипучим и едва различимым. – Иди сюда, посмотри на своего уже почти мертвого друга.

Почти мертвого… Он сделал едва уловимый жест рукой, и Митя упал, уткнулся лицом в грязь.

– Он пока еще жив, и лишь от тебя зависит, продлится ли его никчемное существование. Иди сюда!

Слабый голос возвысился до звериного рева. Теперь уже Таня поморщилась, сделала шаг вперед. Один, потом другой, потом третий… На четвертом она подобрала с земли обломанный сук, без раздумий и без сожаления черканула им по руке, отворяя, выпуская на волю свою кровь. Ту самую погибельную кровь, перед которой упырям так тяжело устоять.

– Ты пришел за мной? – Прокричала она, стараясь перекричать вновь поднявшийся ветер. – Ну, так получай!

Кровь из раны капала на прихваченную ночным морозом землю, рвалась вперед, к стоящему всего в нескольких метрах от нее упырю. Только сейчас Таня увидела, то, что не различала раньше. Гудящее, копошащееся облако из похожих на насекомых искр окружало его плотным коконом.