Усадьба ожившего мрака

И целую вечность Гриня с Лидией просто стояли друг напротив друга. Гриня, ссутулившись, спрятав руки за спину, словно боясь сделать что-то неправильное и непоправимое. А Лидия… А Лидия вынимала шпильки из стянутых в тугой пук волос. И когда волосы эти золотой волной рассыпались по ее плечам, Гриня шагнул к ней навстречу. Она обняла его сама, осторожно, словно боясь обжечься. Она гладила его по лицу, а он стоял, зажмурившись. Это было что-то настолько личное, что Власу стало неловко и он отвернулся. У него и самого было свое личное, он прижимал его к груди и вслушивался в едва различимое, но уже различимое биение сердца.

А потом время, которое специально замедлилось ради тех, кто встретился, кто нашел себя этим серым ненастным утром, снова ускорилось. Жизнь, какой бы она ни была, забурлила, забила ключом.

Стеллу уложили в спальне и Влас не отходил от нее ни на миг. Остальным тоже нашлось дело.

Тимофея Ивановича похоронили на рассвете на берегу реки, отдали последний долг, проводили, как должно, по-человечески. И уже дома, сидя за круглым столом, молча выпили в память о нем по стопке самогона, найденного в неприкосновенных медицинских запасах доктора. Потом был военный совет. Им предстояло решить, как действовать дальше.

Гриня вошел в спальню, когда Влас придремал на своем боевом посту, мягко положил ладонь ему на плечо. Этого легкого движения хватило, чтобы Влас вскинулся, потянулся за оружием.

– Покурим, товарищ командир? – Гриня смотрел не на него, а на Стеллу, на ее уже очевидно заживающую шею. – Не бойся, она крепко спит.

– Откуда знаешь? – Ему хотелось курить просто невыносимо сильно, но оставлять Стеллу одну было страшно.

– Знаю. – Гриня пожал плечами. – Выйдем во двор. Есть разговор.

Они курили, стоя под навесом старого сарая, прячась от косых струй начавшегося с обеда дождя.

– Фон Клейста в городе нет, – сказал Гриня, глубок затягиваясь.

Влас молча кивнул. Почти сразу после военного совета Гриня ушел в город на разведку. Он же принес новости, что город похож на кипящий котел и полнится жуткими слухами. Фрицы подняты в ружье и смертельно напуганы. Гарнизон обезглавлен. И в прямом, и в переносном смысле. В этом месте Гриня усмехнулся, наверное, знал чуть больше, чем хотел рассказывать. Влас не расспрашивал. Влас видел, на что способен сам Гриня и догадывался, на что способен Горыныч.

Паники добавляли сводки с линии фронта. Линия эта пока еще медленно, но уже неминуемо приближалась к городу. В воздухе, помимо весны, теперь запахло надеждой на победу. Все это, и ночное нападение на Гремучий ручей, и новости с фронта, вносили в стан врага хаос и смятение. Все это было на руку их маленькому отряду.

– Он где-то отсиживается. – Гриня глубоко затянулся папиросой, глянул на Власа сквозь облако дыма.

– Может, сбежал? – Это было нелепое, в чем-то даже глупое предположение.

– Пока нет. – Гриня покачал головой. – Ему нужна Танюшка. Рано или поздно, он возьмет след и придет за ней. Поэтому, мы должны его опередить. – Пальцы Грини сжались в кулаки. – Я должен его опередить, Влас. Это мое дело. Хочу наконец поквитаться с этой нежитью. Горыныч рыщет по лощине, ищет его логово.

– Почему в лощине? – спросил Влас, хотя спросить хотел совсем о другом.

– Потому что в лощине такие, как он… – Гриня осекся, а потом продолжил: – Такие, как мы, черпают свою силу. Он не уйдет отсюда без Танюшки. Будет цепляться до последнего за это свое призрачное величие.

– Я бы хотел тебе помочь… – Влас не договорил.

– Мне никто не нужен. – Гриня усмехнулся, покачал головой. – Оставайся тут, присмотри за… – Он вздохнул. – За всеми присмотри.

Остро заточенный осиновый кол лежал под кроватью Стеллы. Думать о нем Влас не хотел, но все равно заставлял себя думать. Теперь он в ответе не только за нее и за себя, но и за остальных. Гриня прав. Пришел его черед отвечать и платить. Он и ответит, и заплатит. Если потребуется. Дай бог, чтобы не потребовалось, но он готов…

Гриня ушел на закате, ни с кем не прощаясь, никого, кроме Власа, не посвящая в свои планы. Просто шагнул с крыльца и растворился в пришедшем на смену дождю тумане. Влас докурил папиросу, загасил окурок и вернулся в дом, к Стелле.

Она лежала на спине, скрестив тонкие аристократичные руки поверх одеяла. Когда Влас выходил, чтобы проводить Гриню, одеяло доходило ей до самого подбородка. Чтобы было тепло, чтобы не было видно раны на шее. Лидия рвалась помочь: осмотреть и перевязать. Все они рвались помочь, но Гриня оградил Власа от этой дружеской, но совершенно бесполезной сейчас помощи. Что он сказал, что внушил остальным, Влас не знал. Как бы то ни было, их со Стеллой оставили в покое. Сказать по правде, Лидии и самой была нужна помощь. И ей, и этой девочке, Танюшке… Им всем досталось. Их всех нужно беречь и защищать. Но первоочередной заботой для Власа была Стелла. Безопасность его друзей напрямую зависела от того, кем или чем она проснется.