Джо достал из кармана сигареты, тряхнул пачку, наполовину извлекая из нее парочку, предложил их мужчине. К его удивлению, тот взял одну. Джо взял другую, вытащил зажигалку, и Седовласый наклонился прикурить от огня. На какое-то время так и застыли: две склоненные друг к другу головы, неподвижные и таинственные, словно бы один вот-вот поделится с другим великими познаниями. Потом кончик сигареты мужчины заалел, сам он откинулся, а Джо, сам прикурив, убрал зажигалку. Что-то изменилось – незримо – между ними. Мужчина, словно продолжая, высказался:
– Вам не найти того, что вы ищете.
– А что я ищу?
Седовласый кивнул, словно бы вопрос заслуживал большего внимания, чем, по-видимому, то казалось. И спросил:
– Что вам известно про опиум?
Такого вопроса Джо не ожидал. И произнес, будто эхом повторяя что-то, полууслышанное прошлой ночью:
– С его помощью можно войны финансировать и исцелять больных.
– И что бы выбрали вы?
– Вы пришли сюда не об опиуме со мной говорить.
Седовласый, не обращая внимания на его слова, поправил:
– Его нельзя использовать для исцеления больных.
– О-о?
– Он способен лишь избавить их от боли.
– Все лучше, чем прибавлять им боли.
– Не стройте из себя всезнайку.
– Извините.
Седовласый кивнул, принимая извинение. Он подозвал официанта и попросил:
– Два кофе.
Джо крутил головой. Почему он извинился?
– Сертюрнер впервые получил морфин в тысяча восемьсот пятом, – заговорил Седовласый. – Назван в честь Морфея, бога сна. Робике открыл кодеин в тысяча девятьсот тридцать втором. Героин впервые синтезировали как раз здесь, в Лондоне, сделал это Райт в тысяча восемьсот семьдесят четвертом. Пока усваиваете?
– Конечно…
– Но распространение он получил, только когда Байер вновь синтезировал его в восемьсот девяносто седьмом. Героин от немецкого
– Только когда мне за это платят.
Седовласый улыбнулся и пустил струю дыма. Принесли кофе, он добавил кусок сахару и размешал его.
– Байер утратил часть своих прав на торговую марку «Героин» после Первой мировой войны, – сообщил он. – Между прочим.
– Понимаю.
– Джо, – заговорил седой. – Хочу, чтобы вы кое-что поняли. Опиум и его производные по сию пору, после более чем
– Вы чего добиваетесь? – сказал Джо. – Вот уж не думал, что вы явились сюда прочесть мне лекцию по ботанике.
Седовласый покачал головой:
– Вы многого не понимаете.
Джо пропустил его слова мимо ушей.
– В нашей собственной гражданской войне, – говорил седой, – опиум считался лекарством от Бога. Наши военные медики до сих пор возят с собой упаковки морфина для инъекций тяжелораненым солдатам. Соединенные Штаты Америки остаются крупнейшим в мире потребителем продающихся в аптеках опиесодержащих препаратов.
– Полагаю, у вас тогда куча хлопот с опиумом, – сказал Джо. Седой опять не обратил на его слова внимания. И продолжил:
– Мир, наш мир, в безопасности. В безопасности и здравии. Опиум идет из Азии, перерабатывается в лекарство немецкими, американскими и британскими фирмами и унимает страдания. Заработанные деньги облагаются налогами, что помогает управлять государством. Никто, Джо, не пускает опиум на разжигание войн.
– Не уверен, что соглашусь с вами, – заметил Джо. Седовласый же сказал:
– И все же он по-прежнему, что несколько удивительно, доставляет нам неприятности.
– Это крайне плохо, – заметил Джо. Седовласый улыбнулся, только теперь в выражении его лица не оставалось ничего дружелюбного.
– Вы видите сны, Джо? – спросил он. Этот человек то и дело поражал Джо. Он думал про свои заполненные тьмой ночи, пригубил кофе в чашке, не отвечая. – Вдруг в мозгу у меня, кажется, открывается и высвечивается театр. В котором даются ночные представления большего, чем земное, великолепия. Ощущение пространства и под конец ощущение времени – оба оказываются под мощным воздействием. Де Квинси[22].
– Ваш приятель?
– Джо-о, – укоризненно протянул седой, – слушайте внимательно, потому как повторять я не стану. То, что вы хотите, что вам назначено сделать, это открыть дверь, которую нам очень хотелось бы держать закрытой. Держать плотно закрытой, на деле. Вы должны понимать, что я не лишен к вам симпатий. Для беженцев это нелегко. Однако беженцы тем не менее обязаны уважать святые чувства своих хозяев. Вы понимаете?
Джо не понимал. Но кивнул. Седовласый вздохнул.
– Вот и хорошо, – сказал. И: – Нет такой вещи, как забвение возможностей мозга. – Это было произнесено с той же интонацией чтения вслух запомнившейся цитаты. – Тысяча случайностей, может, и станет отделять завесой наше нынешнее сознание от потаенных записей разума, но…
– Да?
– Запись пребудет вовеки, – отчеканил Седовласый.
Часть четвертая
В Касабланке
Потаенные записи разума