Читаем Ушаков. Боярин Российского флота полностью

От маршалов приходили ужасные донесения. Великая армия таяла, разлагалась. Солдаты роптали, солдаты мародерствовали, солдаты дезертировали… С наступлением осенних холодов участились болезни. На старых кладбищах уже не хватало места, приходилось зачинать новые. Ужасал падеж лошадей. Многие кавалерийские полки сделались пешими. Тем лошадям, что оставались на ногах, почти невозможно было достать сена и овса. Посылаемых в деревни фуражиров крестьяне ловили и жестоко избивали, многих даже убивали. В тылу разгорелась партизанская война. От действий партизан французы потеряли уже не одну тысячу человек. Русские в тылу нападали на мелкие французские отряды и уничтожали их. В этих нападениях участвовали даже мужики и бабы… Наполеон через своих людей дважды предлагал Кутузову прекратить тыловую войну, возбуждаемую и поддерживаемую партизанами. Кутузов ответил ему такими словами: "Весьма трудно обуздать народ, оскорбленный всем тем, что перед ним происходит, народ, не видавший двести уже лет войны в недрах своего Отечества, готовый за него погибнуть и не умеющий различать принятые обычаи от тех, кои отвергаемы в обыкновенных войнах".

Соотношение сил в пользу русских менялось катастрофически быстро. У Наполеона еще теплилась надежда, что император Александр согласится на посланное ему предложение о восстановлении мира. Согласие Александра положило бы конец всем ужасам, надвигавшимся на французскую армию. Но Александр ответил отказом.

Когда Наполеон понял, что мира не будет, его охватила ярость. Он призвал своих маршалов и сказал:

— Нужно сжечь остатки Москвы и идти через Тверь на Петербург.

Маршалы промолчали.

— Европа увенчает нас славой великой, когда узнает, что мы в три месяца завоевали две большие северные столицы!

Маршалы ответили на это новым молчанием. Не будешь же говорить императору, что он спятил с ума! Идти на север, навстречу зиме с сильно поредевшей армией, без хлеба и фуража, имея в тылу русскую армию, которая теперь уже не уступала по численности французской, значило самому накинуть петлю на собственную шею. Да Наполеон и сам, видимо, понимал, что нес абсолютную чепуху, нес для того только, чтобы взбодрить себя. Он не стал настаивать на безумной затее и отпустил маршалов. У него возникло другое решение. Он вызвал к себе генерала маркиза Лористона и приказал ему ехать к Кутузову просить пропуск для проезда в Петербург к императору Александру.

— Мне нужен мир, — сказал Наполеон генералу, — он мне нужен абсолютно, во что бы то ни стало, спасите только честь.

Лористон подчинился, поехал к Кутузову, но вернулся ни с чем. Пропуска в Петербург ему не дали. И тогда Наполеон понял, что надеяться ему больше не на что, дни его армии сочтены и что, пока не поздно, пока цела гвардия, пока еще не все потеряно, надо уходить. И он отдал приказ, который так давно ждали его маршалы… Но прежде чем отдать этот приказ, он отдал другой — взорвать Кремль. Это была агония злобы, агония мести за неудавшуюся авантюру. Наполеон мстил не только Александру I, не пожелавшему пойти на мир, не только Кутузову, не давшему победить себя, он мстил русскому народу, чьими руками был создан Кремль. Из великого полководца выплеснулось великое ничтожество.

Наполеон оставил Москву утром 19 октября. Он ехал, а за спиной раздавались взрывы. То приводили в исполнение его чудовищный приказ.

По дороге от Москвы до Смоленска у Наполеона не было больших складов. Все было съедено и сожжено. То была пустыня, а не дорога. Чтобы не подвергаться опасности голода, Наполеон решил идти на Смоленск не старой дорогой, а через Калугу, где можно было поживиться за счет крестьян, еще не тронутых войной. Но Кутузов и тут его обошел: он успел подтянуть сюда свои главные силы. Под Малоярославцем произошла жестокая стычка. После стычки Кутузов приказал своим войскам оставить Малоярославец, охваченный пожарами, и занять позиции в двух верстах от города. Многим казалось, что разразится новое Бородино. Но до этого не дошло. Было время, когда Наполеон жаждал повторного генерального сражения, но теперь перспектива такого сражения его не обрадовала. После Бородина многое изменилось, и изменилось не в пользу французов. Наполеон не стал испытывать судьбу и первый раз за всю войну показал русской армии спину. Время его наступательных действий прошло.

Предвидение Ушакова оправдалось. Захват Москвы обернулся для Наполеона унизительным поражением.

10

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное