И этот странный человек спокойно подошел к туалетному столику, взял бритву и принялся затачивать ее. Вдруг в алькове раздался слабый писк. Самуил с удивлением обернулся, быстро подошел к кровати и отдернул занавеску. На его постели лежал новорожденный младенец, кое-как завернутый в пеленки.
LXXII
На Париж!
При виде ребенка, словно упавшего с неба, Самуил отшатнулся.
– Ого! Что это? Какой дьявол положил сюда ребенка? Хм, это девочка! Это глупая шутка? Или это сделала какая-нибудь мать в минуту отчаяния? Уж не мой ли это ребенок? А вдруг и вправду мой? – И Самуил задумался, пораженный этой мыслью. – Да нет, быть не может. Ребенок появился на свет вчера, а может быть, даже и сегодня. Для Гретхен – слишком поздно, а для Христины – слишком рано. Я бы, конечно, знал об этом, да и барон не пощадил бы меня в таком случае. Впрочем, все равно, раз ничего не узнаешь, так бесполезно и допытываться. Скорее море может определить, какой реке принадлежит каждая его струйка. Нет, я не отец этому ребенку! А девочка прехорошенькая…
И, поскольку младенец плакал, вероятно от голода, то Самуил растворил в воде с молоком кусочек сахара и ложечкой, по капле, влил это питье ребенку в рот.
«Самуил Гельб в роли кормилицы! – подумал он. – Ах, то-то посмеялись бы товарищи, если бы видели меня сейчас!»
Но вдруг он гордо выпрямился и сказал с достоинством:
– А собственно говоря, что в этом смешного? Только дураки считают меня каким-то чудовищем, потому что я человек независимый, не ищущий связей, потому что я выше всех предрассудков. Это не мешает мне, видя страдания маленького, слабого, покинутого существа, помочь ему. Все же, хотя я способен и на хорошее, и на дурное, до сих пор я сделал больше зла, чем добра. Виновата в том сама судьба. При случае могло бы быть и наоборот. И я рискую совершить еще один дурной поступок, если отправлю этого ребенка в приют.
Самуил осторожно положил ребенка обратно на постель и спустился вниз, чтобы расспросить служащих гостиницы. Оказалось, что Самуила не спрашивал никто. Слуги не видели, чтобы кто-нибудь брал ключ от его комнаты и входил к нему.
Самуил вернулся к себе. «Бесполезно расспрашивать! – подумал он. – Вероятно, слуге, открывшему мою комнату, щедро заплатили или мать ребенка поручила проделать все это очень смелому и ловкому человеку. Следовательно, я ничего не смогу узнать. Может быть, это ребенок Шарлотты? Я поссорил ее с Трихтером за то, что она пробовала помешать ему пить, – вот она, со своей стороны, и постаралась навязать мне ребенка. А может быть, какой-нибудь студент захотел выразить благоговение перед своим королем, принеся мне свое чадо? Впрочем, не все ли равно? Из-за того, что рождаются на свет дети, вовсе еще не следует, что мужчины не должны умирать. Напротив. Итак, я отправлю эту малютку в приют, а сам вернусь к начатому мною занятию».
Ребенок снова заплакал. Самуил дал ему еще попить.
– Спи, малютка, первым сном жизни, а мне дай уснуть последним сном.
Дитя успокоилось и действительно уснуло. Самуил посмотрел на него.