Ущелье дьявола

– Так и будет! Вы подадите прошение. Адъютант возьмет его, император пойдет дальше и даже не взглянет на вас. Неужели вы думаете, что он сейчас же станет его читать?

– Я совершенно уверен в этом. Самуил получил точные сведения по этому поводу. В Майнце, и вообще на всем пути своего следования, Наполеон лично вскрывал все прошения и в тот же вечер диктовал ответы на них. Он хочет расположить к себе Германию, так как оставит ее у себя в тылу.

– А это прошение имеет для вас большое значение?

– Еще бы! Оно – хлеб насущный для моей старухи матери. В прошлом году у меня было пять тысяч гульденов. Я послал из них матери пятьсот, она заплатит ими свои долги. У меня были самые лучшие намерения: я хотел послать ей еще денег. Но мы с моим другом Фрессванстом опустошили свои кошельки… Увы! В один день скончались и деньги мои, и друг. Фрессванст, допивая последнюю бутылку, умер от прилива крови к мозгу. Скрутило-таки несчастного! А я разорился. Вчера Самуил, мой благородный господин, посоветовал мне подать это прошение, которое написал собственноручно.

– Но, – произнес Реймер, – вы имеете право рассчитывать на милость Наполеона?

– Мой дядя служил под его начальством и был убит. Надо вам сказать, дорогой мой, что я наполовину француз, по матери. Вот почему я, хоть я и немец, и студент, могу обратиться с просьбой к Наполеону без всяких угрызений совести. Я говорю по-французски лучше самого Расина. Мой дядя давал моей матери средства к существованию, император отнял у нее кормильца, справедливость требует, чтобы он помог ей. Если он поместит ее в приют – о чем я и прошу его, – мне не надо будет заботиться о ней, и я смогу один докончить начатые мной и Фрессванстом изыскания. Потому что если я и пью, то не ради наслаждения. Кроме того сорта водки, которую я пил в Ландеке и которая, признаюсь вам, разливалась во мне какой-то приятной теплотой, все вина кажутся мне просто водой. И я, только ради науки и из любви к человечеству, а вовсе не из личной какой-нибудь выгоды, продолжаю упорно трудиться на этом поприще. Следовательно, вы понимаете теперь, как важно для мира, чтобы император исполнил мою просьбу.

– Он исполнит ее, в этом нет сомнений. Но я слышу, как народ кричит: «Виват!»

– Неужели едет Наполеон? – спросил Трихтер, задрожав.

– Нет, кричат: «Да здравствует Франция!» Это, вероятно, какие-нибудь генералы или адъютанты, которые едут перед ним… Кстати, где же вы подадите ему свою просьбу?

– У входа во дворец принца-примаса[15]. Император остановится там, чтобы позавтракать и принять депутации из окрестных селений. Двое егерей из тех, которые стоят там цепью, – большие поклонники моего умения пить, – обещали пустить меня к нему. Я только боюсь оробеть. Ах, если бы я мог опьянеть! Вы, вероятно, считаете меня ужасным болтуном. Но я говорю с вами неумолчно в течение получаса вовсе не для того, чтобы надоесть вам, а с целью подготовки к предстоящему разговору с императором. Я приучаю свой язык двигаться, не заплетаясь.

Но вдруг Трихтер прервал свою речь и снова весь затрясся.

– Вот теперь кричат: «Да здравствует император!»

LXIX Яд

– На этот раз действительно император, – сказал Реймер, – поспешим и мы. – И они пустились бегом по направлению ко дворцу принца-примаса.

– Побудьте со мной, – попросил Реймера Трихтер, – подождите, пока я вернусь, чтобы я знал, что дружеская рука поддержит меня, если я упаду в обморок.

Затем он отыскал своих егерей, которые велели ему стать возле них, обещая пропустить его вперед в тот момент, когда император будет спешиваться.

На площади собралась такая толпа, что яблоку некуда было упасть. Кровь стучала у Трихтера в висках. Он уже подумывал отказаться от подачи прошения и бросить хлопоты о своей матери. У него даже мелькнула надежда, что вдруг император передумает, заключит мир с Россией и вернется обратно во Францию, не останавливаясь даже во дворце принца-примаса. Но тут заиграл духовой оркестр, раздался бой барабанов, и Наполеон показался на площади, сопровождаемый восторженными криками. Император ехал верхом рядом с коляской, в которой сидела императрица. Он кланялся народу. Подъехав ко дворцу принца-примаса, Наполеон сошел с коня. Принц, окруженный свитой, обратился с приветствием к императору, который сказал в ответ несколько благодарственных слов, потом императрица вышла из коляски и вместе с императором намеревалась подняться по лестнице во дворец.

– Теперь ступайте! – сказал егерь Трихтеру. – Как раз пора. Ну, живо!

Трихтер бросил на Реймера умоляющий взгляд и, быстро пожав ему руку, пошел вперед, шатаясь, но, увы, не от вина.

– А, немецкий студент! – сказал Наполеон. – Я люблю эту гордую молодежь. Что вам угодно, друг мой?

Трихтер пробовал ответить, но ему сдавило горло. Он только протянул к императору правую руку, в которой держал прошение, и при этом выронил свою фуражку из левой руки. Император с улыбкой взял бумагу.

– Успокойтесь, – сказал он. – Вы говорите по-французски?

Трихтер сделал над собой невероятное усилие.