Хватало и ему, и мне хватало. Когда-никогда вечером со стола уж приберу всё, поскоблю столешню-те, а энто, хоть умри, но сделай. Посуду-те один раз добрые хозяйки моют – после еды. Сразу помыл – и до следущего горшка каши на столе чисто. А коли перед новым горшком её засохшую моешь – стало быть, цельный день ты в грязи копошишься. Энта выучка у нас с детства была у всех девчонок от матушки моей. Мне сильно страмно бывало на снох иных смотреть. Инда возьму да вымою, душенька моя грязи не терпела, как в грязном дому детей чистыми ростить? Ну вот, уберёмся, так и посидим, поглядим друг на дружку, поулыбаемся промеж собой.
А мальчонкам нашим с ним всё веселей, чем около меня пузатой копошиться. Я, как по уставу: год ношу, два кормлю, потом малец канючиться начинает, грудь выплевыват. Всё, значит, зачала. Я, слыш-ко, даже кровей не ведала, окромя родильных, после замужества до войны. Сподобил Господь меня своей милостью. Всё себе удивлялась, пошто бабы не родят? Только и подтираются ходят, да поправляются, нет, нет, да и потечет по ноге. Смешно мне это было.
Как почему? Спросила тоже. Трусов-те у нас не было. Та-а-а-ак! Не было – и всё тут! Мне Фролушка трусы привез, я уж вторым ходила, энтим самым рябинничком. Поехал в город за накомарниками, больно сильно меня комара да мошка летом доставала. И траву от неё варили, и корни пырея. И коров мазали, и сами мазались, а што толку? На час-другой только и хватало. Так нажиляют, что горит всё лицо, да пухнет. Удобные трусы были, с резинкой по ноге, чулки подоткнуть можно. Он радовался, а про меня и говорить неча. Вот уж похвасталась я всем тогда. Нас у мамы семь дочерей было. А…, говорила я это уж… Старая становлюсь. Запамятываю. Девяносто четьвертый пошел, инда, на Рождество, забываю всё. Раньше всё помнила, кто, што, где, кому. Нынче – не то. И иголку, вроде, хуже вижу, не как в девках было. Очки? Да почто они мне? Это вы всё начитаться не можете про чужую жизнь. А я и своей не нажилась, не успела, и без чтения. Так вот я и говорю, сестры все замуж вышли, да не Христа ради, а с выбором. Женихи в очередь стояли. За мной? Тоже, конечно, стояли, но я сразу матушке сказала, что только за Фрола согласна по их воле. А то в омут кинусь! Не супротивничала, а своё слово тоже имела. Не чужая я им, а дочь. Ясно, что по их воле. Они согласие на сговоре давали-те. Как же? По их воле!
Ну вот, потом мужики всем своим бабам тоже накупляли трусов-те. Большое это облегчение нам стало. А то, ведь, и из дому не выйти просто так. В церкву, уж это само по себе, не ходили в такие-те дни, не грешили. А после родин, хоть как замотайся, а всё исподнее замараешь. Потом уж и сами себе трусы стали шить, из холстин. Резинку кому закажем в галантерею, кто в город едет, это-те не позорно покупать, не трусы, поди-ко, и –давай Бог удачи. Шили. Фролушка тоже мне машинку справил, заказывал купцу Свиридову, до свадьбы ещё. Энто мне самый дорогой подарок был на свадьбу. Што ты! Такое облегчение для рученек. Да он мне и так не давал руки нагонобить. Всё тяжелое сам делал, не то и скинуть бабе можно от натуги-те. Скидывали бабы часто. Может, кто и нарошно так старался. Не все детей любят. А у меня с ними и забот, что до трёх лет. Дальше он забирал с собой на работные дела разные. Около меня не больше двух было. Сосунок, да малой. Сосунок лежит, а проснется, малой с ним в качалке сидит игрушками забавляет, хохочут оба, лижутся, один соску из хлеба сосет, другой сухарик погрызыват.