Ушел и не вернулся

- Как, ребятки, потолкуем с дядей Валетным? Учиним ему сочный допрос!

- Паша, оставь этих уродов в покое. Чему обрадовался? Давайте не забывать о главном. Неучтенный брак - одно, а первосортное сукно, которое накрыли в магазинах, - совсем другое. Или недопонимаю?

- Допонимаешь, Шурик, - улыбнулась Кибрит.

- Плюс пропавший Миловидов. Вот о чем надо думать!

- Будь добр, посмотри на меня внимательно, проницательный сыщик! Вон Пал Палыч, я вижу, догадывается.

Томин приставил к бровям ладонь, посмотрел, как из-под козырька, на Зинаиду, на Пашу. Оба предвкушают нечто. Зинаида готовится сообщить, Паша услышать.

- Ох, хитрющая из женщин! Выкладывай, не томи.

- Я еще раз посмотрела то сукно. Оно все в небольших рулонах и без хазовых концов.

- Каких, пардон?

- Наружный конец рулона, Шурик. На нем ставится штамп фабрики и пломба. И мало того, что без хазовых концов, но и линия обреза не машинная - ручная.

- И что сие означает?

- Пусть Пал Палыч скажет, объективно.

- Просто ножницами отрезают куски от рулонов! С того конца, который потом закатывается внутрь!

Кибрит кивнула: мнения совпали.

- Но в таком случае рулоны укорачиваются, - возразил Томин в сомнении.

- А это никого не волнует. Принимают-то по весу, а сдают по метражу.

- Очень мило, - Томин даже несколько опешил. - Два аса с Петровки считали тут с лупой какие-то нити, гонялись за цифрами и мудрили, а у вас под носом примитивно орудовали ножницами?

- Небось и продолжают орудовать, - подал голос Пал Палыч. - Нельзя, чтобы в документах разом подскочила длина рулонов.

- Но сколько можно вот так, с провинциальной наглостью, нарезать?

- Если от каждого хотя бы второго рулона, Шурик, то ого-го! - заверила Зина.

- Вижу только одно подходящее место, где украсть, - сказал Пал Палыч. После сушки, но до метрования и передачи на склад.

- А сушкой у нас командовал пропавший Миловидов. Значит, в его хозяйстве и отрезали! - заключила Зина.

Вот тебе и загадка-разгадка. И наконец-то оделся плотью противник, которого Знаменский тщетно высматривал в директоре фабрики, в Зурине, Валетном, Горобце. Настоящий противник - организатор дела, его толкач, его хозяин.

Наступил момент, когда все обстоятельства, как стеклышки в калейдоскопе, складывались в новый узор.

- Значит, Миловидов... - произнес Пал Палыч с некоторым даже облегчением. - Что и утверждает Горобец, которому я не верил.

Это давало всему крутой поворот. Надо было сесть и подумать, чтобы не пороть горячку.

Друзья сидели и думали вслух. Думали как один человек. Кто-то начинал фразу, другой подхватывал, третий уточнял.

- Если Горобец не соврал, то ведь не исключено...

- Что рубашечку подбросили!

- Предвидя обыск.

- Предвидя, насколько ситуация будет против Горобца.

- Заранее зная, что она будет против Горобца.

- То есть ситуация создана!

- Но кем?..

И тут Томин схватился за голову:

- Ой-ой... Позор!

- Что, Шурик?

- Лопухнулся я... Ведь была мелочишка, которая не лезла в общую картину! Что Миловидова говорит? "Ушел. Я сидела, ждала его к ужину". Но, по словам соседки, Миловидова в тот вечер раза два выходила, даже вроде бы с сумкой! Молода-ая вдова Алена Дмитриевна... А одну ночь она у матери ночевала - со слов той же соседки, Ольги Фоминичны... Ой-е-ей!..

Мать Миловидовой нянчила внучат у старшей дочери в поселке километров за пятьдесят от города. И Томин, заслушавшись соловьев, не потрудился повидаться с ней и проверить факт ночевки. Да и то сказать, кто бы заподозрил во лжи неутешно оплакивавшую мужа женщину!

Молодая вдова Алена Дмитриевна...

(Фраза эта из лермонтовской "Песни про купца Калашникова" помнилась Томину с давних лет, когда он декламировал "Песню" на школьной сцене. Класса до четвертого ему мнилось, что впереди - блестящая актерская карьера).

* * *

Не ведая об опасности, нависшей над Валетным, Зурин самолично отправился "вытрясать душу" из Миловидовой.

- Здравствуй, милая, хорошая моя, - поприветствовал он ее с порога.

- Ой, не до вас мне, Петр Иваныч! - ощетинилась та.

- Для эмвэдэ время есть, а для меня нету? Этак, красавица, негоже.

Расставив локти, она загородила Зурину дорогу.

- Да о чем нам с вами говорить?

- Но-но, ты своим бюстгальтером не пугай, есть о чем говорить! - Он решительно протиснулся в комнату. - Некстати, Алена, ерепенишься, я к тебе со всем сочувствием. Ну только нашего с тобой вопроса это не меняет.

- Какого еще вопроса?

- Не виляй, понимаешь, все ты понимаешь. Деньги, что у Сергея были, общественные, надо их разделить по справедливости.

Миловидова пренебрежительно повела полными руками.

- Выходит, вы ко мне по общественной линии? Общественник?

- Вот змея... С мужем твоим, хоть и пришлый, всегда честно делили. А ты же коренная, наша - и на тебе!

- Я ваших счетов не знаю, что вы там делили. И дел ваших знать не знаю. Вы со мной советовались? Нет, Петр Иваныч, дверь закрывали. То ли водку пили, то ли в карты играли - мне неизвестно!

- Алена, мы тебе хорошо предлагаем, не дури. Бери треть. Остальное верни людям.

- Я теперь вдова, о себе должна заботиться.

- Да ты прикинь - тебе ж столько и не нужно! Ну?