Ушелец

   И все-таки он усмехнулся про себя. Несмотря на боль, несмотря на неудобство и дурацкую ситуацию. Говорили же ему, убеждали: ты единица отработанная, рефлексы уже не те, ресурсы организма исчерпаны, Большой Космос тебе пережует и выплюнет. Пора, мол, на пенсию, на дачу, греться на солнышке, потягивать коньячок, строчить мемуары. А вот и ошиблись. Рефлексы работают как часы. Даже обострились после периода покоя. Поставь перед ним сейчас задачу и брось на какую-нибудь планету у черта на куличках, а он и выживет, и миссию не провалит.

   Слишком давно Конрад не пользовался возможностями своих модификаций. Да и нельзя было их применять на Земле. Запрещено статутом Треугольника и законом Солнечной Федерации. Попробуй, блесни боевой трансформой перед налогоплательщиками и окажешься в такой дыре, что ледниковый период Бастиона по сравнению покажется раем. Эти законочудотворцы лучше бы придумали, как заглушить рефлексы, не прибегая к трепанации или к тяжелым наркотикам.

   Вот так оно и происходит, — думал он, — пол года спокойной жизни в отеле для ушельцев в Ганновере. И потом ты едешь в последнее путешествие и заваливаешься на том, что захотел сэкономить на виски и сигаре пятерку евро.

   Противостояние с собственными рефлексами не прошло даром: расплавленным свинцом налилась поясница, болезненная пульсация пробовала на прочность височные кости. Все это можно было легко уладить: правильно перераспределить гормоны, подчинить себе соматику... Но энергию нельзя было тратить для того, чтобы просто обеспечить себе комфорт. Интуиция подсказывала, что этой ночью ему пригодятся все ресурсы организма.

    — Ты что здесь забыл? — пихнул его в бок Риккардо.

    — Я путешествую, — ответил Конрад. По-испански и почти без акцента. Чертова штука кудесников из штурмовой хирургии, — автоматический переводчик, — уже залезла усиками в его речевой центр.

    — Чего? — сверкнул белками Риккардо.

    — Я был на Камчатке, потом в Камбоджи, на Мадагаскаре... и вот решил побывать на кубинском пляже. Мне говорили, что здесь здорово и гостеприимно. Наврали.

    — Да? И давно ты путешествуешь?

   Конрад вздохнул.

    — С рассвета. Я следовал за солнцем. Но оно меня все-таки обогнало.

    — Чего?

    — Я и не надеялся, что до тебя дойдет.

    — Шагай вперед, животное! — Риккардо пихнул Конрада между лопаток.

   Они прошли вдоль набережной, затем Риккардо заставил Конрада свернуть на старую асфальтную дорогу. Этот путь уводил прочь из поселка. Всего минута пути, и за сопкой исчезли огни Плаза-де-Круз, заглохли вдали звуки ночной дискотеки. Вокруг простиралась пропахшая морской солью полупустыня. Сухая пожухлая трава едва прикрывала светлую, изобилующую песчаником почву. Справа, вдоль дороги шелестели заросли мумифицированного тростника, еще дальше серебрилось в лунном свете море.

    — Это моя последняя ночь на Земле, — сказал Конрад. — Утром я отправляюсь на Бастион. Навсегда. Я хотел попрощаться с нашей планетой. Побывать там, где никогда не был. Такая традиция у тех, кого вы называете — «ушельцы».

    — Я сейчас заплачу, — шутовски всхлипнул Риккардо. — Дело в том, что это больше не твоя планета, приятель. Как только ты получил гребаную справку, отдав взамен свою душу, ты перестал быть человеком. Ты — тварь ненасытная, — продолжил он жестко, — ты — ублюдок Треугольника. Ты — зараза, которую нужно выжигать каленым железом. Каждый ушелец, мать твою, хуже чумы. Неделю назад группа твоих друзей вырезала рыбацкую деревню в восьми милях южнее Плаза-де-Круз. У нас там было много родни. Вот ваша традиция.

    — Я не имею к этому происшествию никакого отношения, — ответил Конрад. У него внутри похолодело...

   «... — Конрад, дружище, пройдет ночь и день, и бай-бай, Дороти, Канзас окажется далеко позади...

   Конрад с трудом оторвал взгляд от залитой пивом лакированной поверхности стола. Виктор, красный, как вареный рак, смачно рыгнул и почесал подмышку. Рубашка разошлась на его объемистом животе, выпуклый пупок задорно выглядывал из курчавой поросли. Затем засквозил ветерок с холодным запахом лосьона после бритья и рядом, на свободный табурет, приземлился белоснежно-седой и голубоглазый Аксель. Тут же, среди объедков и пустой тары появились три наполненные янтарным смыслом пенящиеся кружки. Виктор с четвертой или пятой попытки смог подкурить сигарету. Аксель глубокомысленно хмыкнул и одернул рукава пиджака, купленного со скидкой в каком-то берлинском бутике.

    — Что ты... предлагаешь? — едва ворочая языком, спросил Конрад. Пиво — это чудо. Мозг ясен, как день божий, мысль стремительна и четка... но язык! Дьявол побери этот язык! Что студень в тесной миске ротовой полости.

    — Гульнуть хорошо, напоследок, — ответил Виктор и, причмокнув, затянулся, — Оторваться, — выдохнул он вместе с дымом, — трахнуть кого-нибудь. И может, не один раз...

    — Кого тр...трахнуть? — Конрад поморщился. К его горлу подступила тошнота.

   Виктор и Аксель засмеялись. Вернее, заржали.

    — Эти сволочи нас ненавидят, — ответил Виктор. — Покажем им, кто мы есть на самом деле. Покажем, чтоб эти засранцы запомнили...