Ушма

Тёмная вода поглотила меня и закрутила в водовороте, на давая ни всплыть, не вздохнуть. Сильное течение подхватило меня и с ужасной скоростью понесло во мраке. Вода — живая, подвижная, липкая — крутила и ощупывала меня, сжимала и подталкивала. Я летел в этом потоке, сдерживая дыхание сколько возможно, но моя грудь разрывалась. Остатки воздуха вылетели из меня и я закричал, а следующий рефлекторный вздох наполнил мои лёгкие обжигающей жидкостью. Острая боль пронзила меня насквозь, ослепляя и раздирая на части. Вода вокруг вдруг сделалась густой и клейкой, точно я тонул в торфяном болоте. Мои глаза были, рот и ноздри были залеплены илом. Я рвался вверх, истошно желая жить, корчась от боли и ужаса, но вдоха всё не было и не было, и я плыл, и плыл, и плыл, пока, наконец, не вынырнул из вязкой болотной жижи и медленно, наощупь выполз из неё на берег, но так уже и не вздохнул.

Я не понимал где нахожусь — лёгкий туман скрадывал очертания местности, но мне показалось что я вижу среди чахлых деревьев покосившиеся крыши домов. Я только что выбрался из зловонной дыры, размером с ванну, доверху залитой мерзкой жижей. Такие ямы попадались иногда на болотах. Когда человек проходил мимо, жижа в ней начинала хлюпать в такт шагам. Наверное поэтому их называли «болтунами». Они были весьма опасны, поскольку имея небольшой размер, могли быть очень глубокими. Упав в болтун человек точно проваливался в колодец с нечистотами и запросто мог погибнуть, даже не вскрикнув, находясь в нескольких шагах от других людей.

На поверхности болтуна обычно был тончайший слой отстоявшейся воды — превосходное зеркало. Именно в него я сейчас и смотрел. Грязь быстро выровнялась и затхлая вода проступила на ней как гной. Но в ней отражался не я, а моя комната, которую я только что покинул. Как на большом экране, только без звука, я видел, как Ушма рыскала по всем углам в поисках меня и как крушила всё вокруг поняв, что я ускользнул.

Я впервые увидел ведьму полностью. Видение длилось всего несколько секунд, но я хорошо запомнил некоторые детали. Огромная, больше двух метров, Ушма металась по комнате, двигаясь с угловатым проворством изувеченного насекомого. Её тело было жуткой смесью человеческих останков и ожившей болотной коряги. Местами было невозможно разобрать, где оканчивается разлагающаяся плоть утопленницы и начинается рыхлое сочащееся гнилью дерево. Только её левая рука и часть лица оставались чисты, словно брошенные в грязь осколки белоснежного мрамора.

Неожиданно, Ушма приблизилась к зеркалу, точно чувствуя моё присутствие и провела по нему чудовищной правой рукой, оставляя на стекле паутину трещин. Я невольно отпрянул, а ведьма прильнула к стеклу вплотную, так что я увидел её глаза. Весь пережитый мною страх был ничто, по сравнению с этим потусторонним взглядом. Бешенные, закатывающиеся, переполненные злобой и чем то ещё, не имеющим имени, её глаза смотрели вглубь стекла, пытаясь узреть меня, но не могли.

Спустя несколько мгновений, Ушма отвернулась и бросилась на свою сжавшуюся от ужаса помощницу — девочку в салатовом платье, чьё лицо заливала чёрная кровь. Огромная и безжалостная как паук она навалилась на неё и унесла, прежде чем я смог разглядеть что то ещё. Потом всё померкло и в тонкой плёнке воды отразилось низкое, серое небо. Только оно и ничего больше.

Глава 4

Я встал и огляделся. Место, где я сейчас находился, чем-то напоминало наши дачи, если бы их бросили несколько десятков лет назад, потому что болота затопили эти земли. Часть домов и улиц полностью отсутствовало, а уцелевшие здания представляли из себя жалкое зрелище: гниющие, замшелые, полуразрушенные, и насквозь влажные. Вся земля вокруг была липкой и сырой, тут и там виднелись болтуны, большие лужи и целые болота, из которых в небо тянулись чёрные остовы гнилых осин и серой осоки. Само небо, казалось, было переполнено водой. Серое, тусклое, невероятно низкое. Иногда с него спускались клочья тумана и плыли над землей, путаясь в камышах и саваном оборачивая корявые остовы домов. Воздух был холодным и прелым, насквозь пропитанным запахом болотной гнили и разложения. Тут и там из земли торчали причудливые коряги, которые в сумерках легко можно было бы принять за оживших болотных чудовищ. И всё же, по ряду признаков, я узнавал в этом унылом забвении наши участки.

Я попытался понять, в каком именно месте дач я нахожусь, но это потребовало труда. Улицы были наполовину затоплены и заросли камышом, лес исчез, превратившись к кладбище сгнивших деревьев, а часть домов рухнули и стали похожими на кучи мокрого картона, покрытого травой и плесенью. Однако, мне удалось найти у ржавого забора одного из домов дюралевую табличку с номером участка, где цифры были не написаны краской, а высверлены толстым сверлом. Я оттёр грязь и отчётливо увидел цифру «262». Это значило, что я оказался в самом дальнем конце дач, ещё дальше, чем был мостик на Разрыв.