Усилители смысла

Второй хлопотливо прошёл мимо него, подпрыгнул, чтобы достать до верхних дверок стенного шкафа, посмотрел секунду на неразборчивое содержимое (кажется, это была обувь), встал на цыпочки, пошурудил рукой, после чего решительно захлопнул обе створки сразу – чтобы воздушный поток от закрываемой створки не открывал ранее закрытую.

– Бесполезно. Нужно искать в голове, а у тебя там не то, что у меня.

Прозвучало несколько высокомерно, но Пятый понял его правильно.

В дверь настойчиво постучали. Пятый на автомате подошёл к двери.

– Не открывать! – отчаянно каркнули сзади, но он уже прищурился в глазок на настойчиво тарабанщика.

От страха глаза закрылись сами. Он чувствовал себя беспомощным идиотом – мощное на вид оружие, с царапинами на прикладе, заглаженными за долгое использование, было дубиной. Высокотехнологичной дубиной, не лишённого некоторого изящества, присущего тяжёлому оружию.

Он не чувствовал отдачи, не видел вспышек, не слышал грохота выстрела и визг пуль. Тугой курок исправно нажимался, но нападавшим от этого было ни жарко, ни холодно. Но заглядывать в дуло с вопросом «оно аще работает» он не собирался. Не настолько ещё.

Выстрелов нападавших не ощущалось. Не высовываясь из-за своего ненадёжного укрытия, сидя спиной к земляной стенке, убеждал он себя встать и перепрятаться. Двор такой огромный, неровный. Весь в деревьях и зелени. Густые кусты, высокая трава… он убежит и никто его не убьёт, зайдя сбоку, прикрываясь остовами скамеек.

Он отлепился, чтобы убежать, но дальние тяжёлые шаги пригвоздили его обратно. Он их уже видел, он проиграл им, побежав не в ту сторону, упустив свой единственный шанс победить. Плечи опустились, голова склонилась, ища бесполезной защиты у груди…

Неопределимо далеко, недосягаемо близко стал вопрос. Он должен был быть ответом, но пришлось быть вопросом. Ответа не было.

Вопрос повис в воздухе, его подпёр второй, чуть более длинный. Подождал, надеясь услышать ответ. А потом стал отвечать на себя сам. Вопрос – выше, ответ – точно такой же, только ниже.

Диалогу быстро надоело быть диалогом, и он стал просто рассказывать. Неважно о чём, ведь чужого ответа всё равно не будет. Придерживаясь в рамках.

Мир встал на паузу. Пятый постепенно ощущал себя Пятым. Оружейная дубина в руке… какая дубина? Это игрушка, деталь, макет. Изукрашенная модель части токарного станка. Она не стреляет и только похожа на мощное оружие весом и видом.

Звук (это точно был звук) был ему до боли знаком. Что-то из категории вечных хитов, что вечно слышишь урывками среди обычного звукового фона, но никак не можешь запомнить, чтобы потом напеть кому-то знающему и узнать название. И только проезжая в дальнем автобусе по непривычному маршруту, ты услышишь его полностью. Он всколыхнёт что-то давно забытое, напомнит о том, чего никогда не было и вновь исчезнет.

То же было и сейчас. Пятый ощутил, что смотрит сквозь призму советского взгляда 80-х на запад того же времени. Что-то такое на генетическом уровне, что невозможно объяснить, но что любой свой такой же чувствует при условии.

И если сначала звук был неуверенным, более на инстинкте, сейчас он шёл ровно, с некоторой даже ленцой профессионала. Крохотные вольности, поблажки, которые даются только себе.

Монолог ни о чём логично перешёл в первоначальный диалог о конкретном. Бешено красивая сказка подходила к концу, осушив собой же вызванные слёзы. Дальше пойдёт бесконечный перепев.

Было. Но сразу же через бессмысленный перебор прорезалась совершенно другая мелодия. И снова не было ответа на вопрос. Но теперь он и не был так уж нужен – настоящему королю не нужно окружение, чтобы его сыграть. Он и сам знает, как надо.

Какой-то танец. Медленное и тягучее сменилось быстрым и насмешливым. Играющий наверняка улыбался, играя это. И отсмеявшись, спокойно вернулся в спокойное и так же спокойно закончил длинной вибрирующей нотой. И в этой ноте было столько… призывно-интимного, что Пятый напрягся и покраснел. Эдакая публичная пристойная непристойность.

«а под купальником у них всё голо брат, всё голо. Куда смотрели комсомол и школа? И школа» вспомнил он. Но словесное объяснение было куда моложе и грубее того, что он услышал.

Тут из подъёзда, от души саданув в стену пружинной дверью, вышел Второй. Небрежно так удерживая серебристую трубу саксофона тремя пальцами. И видно было, что будь пальцы подлиннее, увесистая музыкальная железяка небрежно бы болталась как, как… как авоська с дыней, во!

– Ты как, живой? Ещё никуда не залез без права возврата? А то, если я правильно помню, с трансформаторной будки есть ход в хрустальный мир с огромными алмазами, в котором придётся умереть, нащупывая кнопку перезагрузки.

Пятый удивлённо разглядывал оживившегося Второго. Он подозревал в нём подобную возможность, но никак не в такой ситуации. Второй повернулся к нему спиной и сказал:

– В рюкзак засунь, он нам ещё пригодится.

Место шестое. Второстепенные улицы