Ускользающие тени

Пригвожденная к сену его сильными руками, Сара позволила герцогу поцеловать себя и даже слегка вздохнула и застонала, когда его губы распахнули меховое манто и прикоснулись к груди. Быстрым языком Лозан ласкал ее соски и был весьма удовлетворен воздействием, которое оказали его ласки. Затем медленно и осторожно, всяческими усилиями стараясь сдержать себя, Лозан начал поднимать ее длинные, широкие, влажные от снега юбки до уровня бедер Сары.

Едва увидев блистающую белизну ее кожи над кромками темных чулок, герцог обезумел и отпустил ее руки, чтобы расстегнуть собственную одежду и освободить восставшего под ней зверя. Теперь только секунды отделяли его от события, составляющего высочайшее желание его сердца. Издав бешеный крик радости, Лозан бросился вперед.

С восклицанием ужаса Сара вывернулась из-под его рук и метнулась в сторону, судорожно приводя в порядок взбитые юбки.

– Как вы посмели! – произнесла она хриплым, укоризненным голосом.

– Боже! – чуть не заплакав от досады, ответил герцог. – Я думал, вы хотите этого.

Нет, не хочу и уверена, что вы собирались совершить насилие, месье.

Внезапно пристыженный, Арман отвернулся, пряча свое полуобнаженное тело от ее разъяренного взгляда, досадуя на то, что его мужская гордость еще так отчаянно подает признаки желания.

– Простите меня. Я совершил чудовищную ошибку. – Когда он наконец повернулся к Саре, ему уже удалось полностью овладеть собой. – Но я не намерен извиняться только за то, что люблю вас. Я испытываю к вам такие чувства, каких еще никогда не испытывал ни к одной женщине.

– В таком случае, – холодно ответила Сара, – мы с сэром Чарльзом немедленно покинем Париж. Мы уезжаем завтра, рано утром.

– С вашим юным обожателем все в порядке? – язвительно поинтересовался герцог. – Неудивительно, Сара, что вы не приняли мою игру, когда этот мальчишка повсюду следует за вами. Знаете ли вы, что в столице вас называют бесстыдной кокеткой за ваше вольное обращение с ним?

– Нас повсюду сопровождает мой супруг.

– И это еще большая глупость с его стороны. Она оступилась в снегу, ее подол взметнул рой белых хлопьев. Капюшон оставлял на виду только ее раздраженный профиль.

– Убирайтесь! – кричал вслед ей Лозан. – Скатертью дорога вам, дерзкая сучка!

Сара не ответила, удаляясь по заснеженной дорожке той быстрой живой походкой, которая так нравилась герцогу.

– Когда-нибудь ты будешь моей, – пробормотал он себе под нос. – И тогда ты меня захочешь. Когда-нибудь, даже если мне придется призвать на помощь все черные силы, именно ты будешь умолять меня о любви. Но я еще подумаю, что тебе ответить!

Концерт в Шато-де-Шамбор стал переломным моментом, в карьере Сидонии Брукс и Алексея Орлова. Она, уже известная музыкантша, теперь перешла в разряд признанных, именно так ее называли все известные французские газеты.

«Искусство мадам Брукс теперь достигло таких высот, что позволило считать ее одной из самых выдающихся исполнителей, на клавикордах в мире. Ее интерпретация музыки восемнадцатого века, особенно пьес Скарлатти, совершенно уникальна и свидетельствует о смелой, склонной к экспериментам натуре исполнительницы. Ибо ее игра – это подлинное звучание тех времен или звучание настолько близкое к оригинальному исполнению, насколько возможно достигнуть для музыканта двадцатого столетия. Сидония Брукс по праву разделила славу немногих признанных музыкантов, будучи великолепным, заслуживающим уважения при каждой своей ноте исполнителем».

Та же самая газета не забыла упомянуть про Алексея:

«Это настоящий гений, он молод, неистов и красив. Безвестный русский скрипач, едва достигший двадцати одного года, ворвался в мир музыки со всей живостью и темпераментом, присущим его родной стране. Юношеская порывистость еще отмечает его исполнение, но „ужасное дитя“ с несомненным искусством исполняет великие классические произведения. Когда зрелость отшлифует этого музыканта, ему будет рукоплескать весь мир – в этом нет ни малейших сомнений».