— Хорошо! Разве дело Лили Киновой не натолкнуло на мысль об особенностях моих, так скажем, похищений?
— Ах ты, вырожденец! — вскричал Азария.
— Не стоит так голосить, — посоветовал ему Алан. — Именно ваша компашка довела её до жизни такой.
— Не понимаю, — пришлось признать Стомефи.
Азария метнул в него яростный взгляд:
— Этот урод, которого ты непонятно где выкопал… Он не просто похищает сердца. Он их разбивает. Буквально.
— В случае с Сердцем Чернокаменска я бы сказал — метафизически.
— Вот кусок… — выдал Стомефи страшным шёпотом. — Завёл на окраину города, где у нас нет силы…
— Да, bitches! — вскрикнул Алан и что есть мочи засверкал пятками.
С высоты птичьего полёта могло бы показаться, что он убегает по лунной дорожке. Первым пришёл в себя Азария:
— Куда!..
— Авантюрист, ох-х, авантюрист, — прошипел Стомефи, доставая из-за пазухи пистолет.
Двумя выстрелами навскидку он заставил Алана оцепенеть, а ещё двумя, прицельными, прострелил ему правое колено. Затем настиг бодрым шагом валяющегося в грязи Похитителя, перевернул его на спину и со всей мочи залепил по скуле. Азария блёклой тенью приблизился к ним, но увидев, что избиение продолжается, отвёл взгляд.
— Помоги! Азария! — выкрикнул Алан, подавляемый градом ударов.
— Ты… ты отвернулся от меня. Своим предательством… — проговорил Азария.
— Это ты отвернулся от меня! Ублюдок! Повернись!
— Да, ублюдок! — вскричал Стомефи. — Повернись! Или только мне всю грязную работу?!
Азария поспешил прочь, к машине. Не дойдя, он остановился от звука целых трёх контрольных выстрелов.
— Заблудшая душа, — выговорил человек в белом.
Человек в чёрном поравнялся с ним, протирая пистолет.
— Ты слышал его последние слова?
— И слышать не хочу.
— Он спросил, позолоченный ли у меня пистолет. Кто пустил этот слух?! У меня что, настолько всё плохо со вкусом?
— Но что-то в твоём пистолете определённо позолочено.
— Узор на рукоятке! Всего лишь узор на рукоятке! Но это не значит, что пистолет позолочен целиком!
— Не значит…
Стомефи водрузил оружие в кобуру и оглядел человека в белом с ног до головы.
— Ну что, на следующей неделе ещё партеечку? Хотя, смысл. Цель утеряна, а на отдельных дегенератов уже давно неинтересно…
— Либо игра перешла на новый уровень, — выдавил, отворачиваясь, Азария.
— Похоже. А на данный момент я признаю пат. — Стомефи обнажил руки, как следует почесал их и снова надел перчатки. — Подбросить?
Азария передёрнул плечами.
Чёрный камень, чёрные сердца. Проблеск
Тьма и тени опутывали дорогу из Заброшенной церкви в Чернокаменск. Человек в белом упорно месил обочину просёлочной дороги. Несколько километров назад он потерял шапку, которая зацепилась за нависающий над дорогой сук и укатилась, подхваченная ветром, в беспроглядное чрево леса.
Бывает, что идти дальше не хватает сил, а плюхаться в жидкую грязь не хочется. Тогда только и остаётся, что замереть, сдавливая в груди вой беспомощности, и ждать — непонятно чего. В этот миг над Заброшенной церковью и пролетел самолёт, следующий по рейсу Чернокаменск-Саратов. Рейс этот не запомнится ничем, кроме бюрократической ошибки, из-за которой на борту стального гиганта обнаружат незарегистрированного пассажира, который, впрочем, исправно заплатил за билет и имел при себе все необходимые документы.
Но это уже совсем другая история, которая, как ни хотелось бы Азарии, ничего с нашей общего не имеет.
4. Фанерон
Фанерон. Мистерия
Леди полной грудью вдыхает прохладу, что врывается в покои с призраками полупрозрачных тюлей. Локоны русыми волнами стелятся по парчовой подушке. Глаза под закрытыми веками устремлены в потолок. Из-под кружевного одеяла выглядывает ладонь бледнее лунной дорожки, мерцающей здесь же, на зеркальном полу. Губы шевелятся, тщась высказать нечто иррациональное. В лунных отблесках сереет мебель с тяжёлой печатью барокко. Стоял июль 1839-го.
Недобрая тень омрачает мрамор балкона и, скользнув меж развевающихся призраков, подбирается к Леди. Руки, очернённые перчатками, натягивают шёлковую удавку. С грацией ночного хищника Убийца проплывает к изголовью. Когда Леди поймёт, что воздуха не хватает, будет слишком поздно. Последний вздох он заберёт тем, что стороны может показаться поцелуем. О, нет! Ублюдок вдохнул остатки её жизни — как иные грязными пальцами крошат лепестки сушёной розы.
Леди не движется. Трухлявый кокон, лишённый содержимого. Убийца сворачивает удавку в карман и точно дурной сон покидает спальню.
Чёрные вихри рождаются в воздухе, щепка за щепкой сметая комнату в зыбкую пустоту. Из вихря же возникший Убийца помогает даме встать — за миг до того, как её ложе растворится в ветрах энтропии. Рука об руку они подходят к краю подмостков и кланяются двум созерцателям во мраке.
…Аплодировал только Искатель. Стены, чей вкрадчивый шёпот веками назад потерял всякую осмысленность, гулко резонировали от его рукоплесканий.