— Ты что думаешь? Если я не замужем, так ничего уж и не смыслю в этом деле?
Митико протестующе покачала головой.
— А вот ты, хоть и замужем, но кое-что забыла.
— А именно?
— Ты, наверно, думаешь, что стала хорошей женой. Ну да, ты любишь мужа, кое-что пытаешься делать вместе с ним, хочешь наладить совместную жизнь. Но муж поступает не по-твоему, и тебе уже кажется, что твоей любви изменили. Ведь так? Еще бы, ты свободна, тебя связывают только твои собственные чувства. Ну а Кадзи? Подумай, ведь он кругом связан обязательствами! Даже из твоих рассуждений видно, что у него просто нет иного пути. Он бьется как рыба об лед, он старается ради тебя же. А ты стоишь, как пень, со своею любовью и пальцем не шевельнешь, чтобы ему помочь…
Митико слушала и бледнела.
— Если бы я была на твоем месте, я билась бы рядом с ним и не отступила бы даже в самом безвыходном положении. Я не стала бы рассуждать о том, какой могла бы быть моя семейная жизнь.
Митико стояла, опустив голову и кусая обескровленные губы.
— Ну ладно. Я, кажется, тоже хватила через край, будто уж и в самом деле во всем разбираюсь, — и Ясуко в смущении втянула голову в плечи. — Прости.
Митико едва заметно покачала головой.
— Нет, я знаю. Будь у Кадзи такая жена, как ты, Ясу, он был бы, конечно, счастлив.
— В тебе, Мити, появилось чересчур много от жены, — тихо сказала Ясуко. — А женщиной ты перестала быть. Нет, точнее, перестала быть живым человеком.
— Что ты говоришь?!
— Жена, домохозяйка — это вроде профессии, должности, что ли… А мужчине нужна любящая женщина, а не домохозяйка.
Митико не сводила глаз с подруги. В груди у нее будто что-то запылало.
— А впрочем, давай лучше прекратим этот разговор. Все мои суждения, очевидно, просто домыслы незамужней женщины. Не принимай их близко к сердцу. — И Ясуко, положив в корзину еще несколько яблок, добавила: — Пошли в город, кутнем. Хотя тут и кутить-то негде по-настоящему…
В городе они пробыли до вечера, а затем вернулись в общежитие, молча постелили постели и легли спать.
Митико не спалось. Хотелось, чтобы рядом был Кадзи. Ясуко не шевелилась, даже дыхания ее не было слышно.
Небо за окном иногда окрашивалось в багряный цвет, словно на него плескали кармином, — это на металлургическом заводе плавили сталь.
Напряженным взглядом Митико всматривалась в темный потолок. Шумный вздох вырвался из ее груди.
— Сказано тебе, не принимай к сердцу, — сказала вдруг Ясуко.
— Я не принимаю… Просто думаю.
Что сейчас делает Кадзи там, в горной глуши, за сотню километров? Может, еще сидит в отделе за своим столом и, утопая в бумагах, о чем-то напряженно размышляет? А что он сегодня ел? Митико вспомнила ту весеннюю ночь, когда она, спрятавшись в тени, поджидала Кадзи у конторы. Какая это была чудесная ночь!
— Напомни, как это ты выразилась? Биться рядом и не отступать даже в безвыходном положении…
— Не знаю, но мне кажется, надо так… Если бы я была на твоем месте…
Митико напряженно ждала, что еще скажет Ясуко.
— Помнишь, ты, если не ошибаюсь, внимательно читала ту его докладную записку, когда ее перепечатывала?
— Да, читала, но ничего тогда не поняла.
— А теперь ты говоришь с ним о его работе? Читаешь, что он пишет, предлагает?
— Нет. Он воспринимает это чуть ли не как желание ему помешать.
— Ну, если бы я была на твоем месте… — И Ясуко опять умолкла.
— Ты не позволила бы ему так думать?
— Да. Если бы, скажем, он писал букварь, я настойчиво спрашивала бы его о буквах до тех пор, пока он не объяснил бы мне все. А когда объяснит простое, потом объяснит и сложное. И усталость тут ни при чем, пусть не играет на ней. А если не хочешь одним воздухом дышать с женой, нечего было жениться. Когда у Кадзи отрывается пуговица, ты, верно, пришиваешь ее на прежнее место? Так должен и он. Вот ты чего-то не знаешь, в этом месте у вас не ладится, он и должен «пришить пуговицу» на место. Только так должно быть у вас. У тебя, Мити, много «пуговиц» оторвалось, а ты и не просишь их пришить. Я бы ему так сказала: где сама могла пришить, я пришила, а вот здесь не могу сама, пришей, пожалуйста, ты.
Митико слушала подругу, затаив дыхание.
— Я одинокая женщина, поэтому и фантазирую. Ты слушай и не обижайся. Если я встречу человека и почувствую, что это он, я сразу начну с азбуки, с первой буквы. И ничего, что ему на первых порах это покажется нудным. Ведь я, можно сказать, ничего не знаю, у меня нет никакого опыта, и я не постесняюсь начать все с начала.
Митико хотела было ответить: «Если бы это было возможно, наша жизнь стала бы иной. Только на практике не все так получается. Конечно, когда получается, тогда в семье царит мир и покой…» Но она промолчала.
А Ясуко, повернувшись на спину, продолжала:
— Ты видишь Кадзи таким, каким он приходит каждый день — усталым, с ворохом идей в голове, издерганным всякими противоречиями, и тебе это все не нравится. Ты хочешь видеть его всегда, так сказать, в идеальной форме. А как же быть, если и у него что-то не ладится? Ведь у него тоже есть своя азбука.
Митико горестно вздохнула.
— Кажется, я опять наговорила лишнего? — И Ясуко протянула подруге руку.