Условия человеческого существования

Отступать было невозможно. Физически Кадзи тут никому не уступал, но пить он действительно не умел. И все-таки Кадзи взял миску. Золотистая жидкость заколыхалась, закрыв глаза, Кадзи без перерыва стал лить жидкость в горло. Ему было горько, но не от водки, а от охватившего его пустого тщеславия. Он выпил все до дна единым духом, и ему показалось, что он теряет сознание. Откуда-то издалека послышались аплодисменты. Он отдышался. Противно. Ну зачем он пил эту дурацкую водку!

Кавадзима легко справился с содержимым своей миски.

— Пожалте!

Миска вернулась к Кадзи.

— Второй заход!

— Не могу больше, — сказал Кадзи, уставившись налитыми кровью глазами на Кавадзиму.

— Нет, так нельзя, — не унимался Кавадзима. — У нас в горах свое понятие о чести. Чтобы такой молодец да не мог выпить! Не беспокойся, и для жены силы останутся.

— Сказал — не могу, значит — не могу. А зубоскалить брось! Не задевай! — Последние слова Кадзи сказал вызывающе. В комнате внезапно стало тихо.

— Ладно, остальное беру на себя, — крикнул Окидзима, выхватив у Кадзи миску. — Говорите, нас подрядчики поят? И бабы? Что хотим, то и делаем? Что ж, наливай! И баб зови! Все беру на себя.

Кадзи молча встал. Он решил выйти в коридор и подышать ночным воздухом у окна. Но в коридоре ему встретилась жена Окадзаки, она несла жаркое.

— Что это вы, уже домой? Рано! Ваша супруга все равно в таком виде вас не примет. — Женщина захихикала и бесстыдно закачала бедрами. — А я вас еще не поздравила. Поздравляю! Окидзима вам, верно, завидует.

Кадзи сердито посмотрел на нее и, ничего не сказав, пошел по коридору.

— Сопляк, еще морду воротит, — пробормотала женщина и пьяными глазами обиженно посмотрела ему вслед.

На кухне она дала волю своему языку, досталось и Митико. Нет, вы подумайте, они получили одинаковую награду. Ее Окадзаки, который выбился в люди под колотушки, работая за четверых, и этот молокосос, который только книжные премудрости знает. Как же это так?

Кадзи вышел на улицу. Спустившись по склону, он подошел к проволочному заграждению. Ноги сами его сюда принесли. Кадзи знобило. Звезды в ночном небе тоже дрожали, будто от холода. В выхваченном из мрака свете фонаря безмолвная изгородь как бы прислушивалась к тонкому жужжанию насекомых. Кадзи остановился. Да, в этом месте Чен бросился на смертельные колючки. А может, в гибели Чена виноват он, Кадзи? Ведь он смотрел на него сверху вниз, как здесь смотрят на спецрабочих их надзиратели. Правда, он иногда пытался что-то предпринять, облегчить им жизнь, но в трудную минуту покидал их — позолота сходила. А почему? Да потому, что он японец, а они китайцы. Потому, что нация, к которой он принадлежит, огнем и мечом преградила путь к миру и взаимопониманию между ними.

А что, если он сейчас зайдет в барак, разбудит Ван Тин-ли и поговорит с ним? Ван как раз тот человек, который может все понять, с которым можно сблизиться. И с которым, кажется, сблизиться невозможно. Конечно, Ван может оценить его усилия, и в то же время будет готовить новые побеги, заведомо зная, чем это может кончиться для Кадзи.

Когда же мы станем друзьями, Ван? Кадзи посмотрел на маленькое оконце барака, откуда падал тусклый свет. В немолчном стрекоте насекомых ему, казалось, слышался ответ: «Когда Япония перестанет воевать, а ты освободишь нас».

В окошке горит тусклый свет, кругом трещат цикады, а Кадзи один, совсем один. И кажется ему, что мириады невидимых мошек поют реквием его Японии.

Тем временем пиршество продолжалось. Окадзаки совсем опьянел. Жены он решил не стесняться, ведь она выполняет здесь роль служанки.

— Ну и задок! Словно барабан! — пробасил он, хлопнув по бедру молодую конторщицу, проходившую мимо. — Хочешь, выбью марш?

Шутка понравилась, все захохотали.

— А ну давай!

Девушка умоляюще посмотрела на директора, ища у него защиты, но тот ничего не видел и, улыбаясь, потягивал сакэ. Тогда девушка бросилась к Окидзиме и спряталась за ним. Конечно, никто не думал, что Окадзаки позволит на виду у всех задрать девушке подол, но что-нибудь забавное он выкинуть мог, и все этого ждали. Раздались пьяные голоса:

— Ого! Вон к какому красавцу ее потянуло! Этот тебе, Окадзаки, не чета!

— Что, нашла коса на камень?

— Это тебе не руду добывать! Бабу добыть потруднее!

Окадзаки, сбросив с плеча руку жены, пытавшейся остановить его, недобро усмехнулся. В эту минуту он был похож зверя, от которого ускользнула добыча. Окидзима сидел молча, спокойно, но выпил он тоже уже много. Когда Окадзаки подошел к его столику, он вдруг резко сказал:

— Перестань! Что тебе, не терпится?

— А что такое?

— А то, что не в свой огород лезешь!

И эту похабную шутку встретили дружным хохотом, тем более что жена Окадзаки была тут же. Глаза Окадзаки зло заблестели. Это что же такое? Над ним еще смеются!

— Ты, Окидзима, нос не задирай! — сказал он вызывающе.

Смеяться перестали, наступила тишина. Это, казалось, еще больше подогрело Окадзаки.

— И ты и Кадзи всегда морду задираете. Поглядишь, так рудник только на вас и держится. Не нравится мне это. Ведь без вас мы давно бы план перевыполнили, вы только мешаете нам.