Условия человеческого существования

Директор решил угостить жандармов — все равно они не уйдут без этого, а раз так, надо позвать и Окадзаки, вдвоем с Кадзи они сумеют лучше обрисовать все трудности, какие встречаются в работе, и этим подчеркнуть их успехи. Правда, опять напьются, но не станет же Окадзаки и тут, у него в кабинете, сводить счеты с Кадзи. И он позвонил Окадзаки по телефону.

Пока директор говорил по телефону, Ватараи шепнул капитану:

— Учтите, господин капитан, что нам этих пятьсот держать у себя больше невозможно…

— Отстань, — безразличным тоном ответил Кавано. — Пусть об этом думают в штабе.

Кадзи мысленно представил себе этих новых «пленных». Наверно, не люди, а скелеты, голодные, больные… Где-то кто-то с сигаретой в зубах перебирает их дела, стараясь куда-нибудь сбыть «товар». И кто знает, сколько придется им мучиться там, в лагере? Может быть, лучше все-таки их принять? Однако он только что от них уже отказался. Опять противоречие? Но что делать, если эти мысли лезут в голову. Желание помочь новым узникам стало расти. Ведь он хоть немного сможет улучшить их жизнь, а у Ватараи они все перемрут. И все-таки какой это дешевый героизм!

Открылась дверь, девушки-конторщицы внесли еду. Кадзи посмотрел на жандармов: сидят с каменными лицами, застыв в ожидании. Разговаривать с ними не хотелось.

28

Окадзаки вышел из конторки и оглядел рудный двор. Состояние двора оставляло желать много лучшего. «Разболтались здесь», — подумал Окадзаки.

Рудный двор — это, собственно, склад руды. Здесь он был в виде широкой пологой насыпи. По склону лениво ползут в разных направлениях вагонетки, но тут работают и люди — это спецрабочие, они с корзинками на коромыслах снуют вверх и вниз, как муравьи.

Окадзаки издали заметил, что на насыпи сидят несколько рабочих. Японские надсмотрщики стояли в разных местах, но они, по-видимому, не видели отдыхающих.

Окадзаки ударил себя по крагам хлыстом и направился к рабочим.

Гао шел вниз по склону, таща с напарником корзину с рудой. Он все время думал о Чунь-лань. Ненависть к японцам бурлила в нем, как вода в котле. В течение двух лет, как он стал «пленным», он только и поддерживал себя этой ненавистью, жил ею. Он ничего не забыл. Да и как можно забыть расстрелянных японцами родителей, сгоревший дом, изнасилованную сестренку, которую потом увезли в публичный дом для обслуживания японских солдат. Он мечтал о мести. О, когда-нибудь он ворвется в японский город и сделает то же самое в какой-нибудь японской семье. Как-то он сказал об этом Ван Тин-ли. Тот рассмеялся:

— Оказывается, ты такой же, как и они!

— Как такой же? — Гао ухватил Вана за плечо. — А ты предлагаешь поплакать и успокоиться?

— Еще чего не хватало! — сказал Ван с улыбкой. — Ты зол, ты их ненавидишь, это хорошо, это огромная сила. Но послушай, что получится, если эту силу использовать неправильно. Предположим, ты организуешь небольшую группу и начнешь действовать, как велит тебе твое сердце. Что вас ожидает? Вы и сделать-то ничего не успеете. С вами одним пулеметом расправятся. А почему? Да потому, что вы будете действовать ради желания отомстить и только, а не ради общих интересов. Вас никто не поддержит. Как ты думаешь, если, например, я буду вести себя так, как мне в голову взбредет, — грабить, насиловать, в общем так, как мне захочется, ты поддержишь меня, да еще при этом рискуя жизнью? Вряд ли.

Гао опустил голову. Слова Вана, по-видимому, дошли до его сознания.

— А нас пятьсот миллионов. И все, так же как ты или я, мучаются. И все ненавидят японскую армию. Подумай, если эту силу объединить для решения общей задачи, неужели мы ее не решим?

— А как ты всех объединишь?

— Нужна организация с одной твердой волей.

— Сказки! — сказал Гао. — Для этого и ста лет не хватит! Тогда меня давным-давно в живых не будет. А я своими глазами хочу увидеть, как они на дно пойдут.

— И увидишь. Потому что эта организация уже есть и с каждым днем она увеличивается, крепнет, набирается сил.

— Болтать-то можно сколько угодно. Почему же тогда мы терпим такое?

Ван задумался, потом спокойно ответил:

— Тебе сказать — ты же все равно не поверишь. Поэтому давай лучше поговорим о более понятном. Ну хотя бы о нас. Ведь мы тут своего рода маленький Китай. Представь, что каждый из нас будет думать только о себе. Все разбредутся кто куда. А этого только и надо японцам. Почему? Да потому, что мы будем разъединены и, значит, ни на что не способны. Вот тогда они из каждого все соки выжмут, пока не доведут до смерти. А раз так, нам победы не видать, да и на родину не сумеем вернуться.

Гао молчал. Тогда Ван объяснил ему, почему Китай еще отсталое государство и каким путем он сможет вскоре преодолеть эту отсталость. И что нужно делать, чтобы муки Гао и его соотечественников кончились.

Ход мыслей Вана Гао понимал только наполовину. Этому мешала его жажда мести, которая подчиняла себе все. К тому же ему казалось, что Ван говорит по-ученому, что его рассуждения слишком сложны. Но, с другой стороны, этот Ван испытал еще большее горе, еще большие муки, чем он, Гао. И вот, Гао и верил Вану и сомневался в его правоте.