Условия человеческого существования

- Ну вот, одна несушка у нас уже есть! -- с сияющими глазами объявила Митико. -- Как закудахчет! Я подумала, что собака забралась, побежала, а там... -- Она торжествующе покатала на ладони куриное яйцо. Кадзи постарался улыбнуться. Он молча проглотил ужин и лег. -- Что-нибудь случилось? -- встревожено спросила Митико. Кадзи хотел было рассказать об убийстве в штреке, но промолчал. Назвать Окадзаки злодеем легко. И нелепо. Рассказывать -- значит опять оправдываться, а оправдываться не хотелось... - У тебя плохое настроение? Он поморщился. - Не спрашивай, прошу тебя. Митико села, подобрав под себя ноги; короткая юбка не закрывала круглые белые колени. -- У тебя такое лицо, будто тебе не нравится дома, будто тебе все опротивело. Кадзи, ты молчишь?, Кадзи, не вставая, повернулся к ней: - Ты вышла бы замуж за зазывалу из публичного дома? Ему хотелось забыть, забыть... Он глядел на колени жены, воображение рисовало жалкие фигуры сорока женщин в пестрых халатах, тяжело волочивших ноги... Но Кадзи хотелось рассказать не о женщинах, а об убитом. Он пытался заслонить размозженное камнем лицо картинами чудовищного надругательства над этими женщинами в пестрых халатах -- и не мог. Лицо убитого стояло перед глазами... Митико смотрела на нервно бегающие зрачки Кадзи. - С сегодняшнего дня я стал сообщником убийцы -- и по профессии и по национальной принадлежности... -- А про себя он добавил: "...и по моральному облику". - Неправда! -- крикнула Митико и почти шепотом спросила: -- Кто он? - Э, нет, имя своего соучастника я не выдам! -- принужденно засмеялся Кадзи. -- Ну как теперь, скажешь -- это тоже только частичка моей работы? Нет уж, теперь рабочие не будут верить ни одному моему слову! - Ты преувеличиваешь. -- Митико тщетно искала слова утешения. -- Пройдет время, все выяснится, и они станут тебе доверять. - Хочется надеяться. Не надо меня утешать, Митико. Не надо хотя бы сегодня, до утра. Это ведь недолго. Пожалуйста, помолчи немного. Все окаменело в Кадзи. Не было сил говорить, не хотелось думать. -- Плохо... -- отрывисто шепнула Митико. Звенящая тишина поглотила ее голос. Митико печальным, обиженным взглядом смотрела на Кадзи. Ее план брачной жизни не предусматривал таких ситуаций. - Что плохо? -- равнодушно спросил Кадзи. - С тех пор как появились эти спецрабочие, тебя будто подменили, будто тебя нет совсем, как будто ты ушел... Кадзи мрачно усмехнулся. Никуда он не уходил и никуда не пришел. В том-то все и дело. Он всегда где-то на полдороге. То он терзается угрызениями совести и ищет себе оправдания, то любуется коленками жены. - ...Я одна борюсь за наше счастье, - Митико говорила медленно, словно находила слова где-то в самой глубине души. - Ты уходишь из дому утром, приходишь вечером. Ты весь день работаешь. А я убираю дом, вожусь на кухне, кормлю кур. Ерунда все в общем... Но все, что я делаю, все связано с тобой. Я верила, что эти пустяки создают тебе дом, помогают тебе... Ведь это все такие вещи, которые может делать и прислуга, правда? Но мне кажется, что, если их делаю я, они приобретают какой-то особый смысл... Ей хотелось верить, что она строит свое счастье. Так это было или не так, но она верила... Они молчали и оба смотрели куда-то вдаль, словно оттуда, со стороны, к ним должно было прийти спасение. -- Прости меня, -- сказал наконец Кадзи. В самом деле, не для того же он превратился в сторожевого пса и пособника убийцы, чтобы не знать покоя даже в своей любви. -- Похоже, у меня сдают нервы. Он приподнялся и привлек ее к себе. Митико прижалась к нему, уткнув голову под его подбородок. Но ответного порыва в себе она не почувствовала. Ей вспомнился тот день, когда они мчались на грузовике сквозь песчаную бурю. Вот так же прижавшись к нему, она была полна предвкушением счастья и благословляла свою судьбу. Кадзи гладил шелковистые волосы Митико и смотрел на стену, на возлюбленных Родена в объятии, которым они не могли пресытиться. Каким далеким казалось ему теперь это восторженное упоение счастьем!

35