Условный разум (СИ)

               Про любопытство мне рассказывать не надо, это я понимаю. Самому было интересно поговорить с Питером Мозесом. До сих пор не могу забыть, как он обрадовался, когда я притащил ему (откуда, спрашивается, до сих пор не знаю) «золотой шар». Хотелось бы когда-нибудь узнать, что же там, в Чучемле, произошло. Но думаю, что Мозес не поможет разобраться с этой историей. Не удивлюсь, если он и сам ничего не знает. Он много раз говорил, что не ученый и теориями не занимается. Интересно, помог ли ему «золотой шар» получить выгоду?

               Мозес действительно ждал меня. Мне даже показалось, что он обрадовался тому, что я пришел.

               — Хорошо, что вы приехали, — сказал он с явной симпатией. — Сначала пройдите обследование с доктором Каттерфилдом, а потом мы с вами поговорим об интересующем нас обоих явлении.

               Пусть так. Почему бы и нет.

               — Вы хотите узнать, получится ли из меня сталкер? — спросил я.

               — В какой-то мере. Очень маленькой. То, что вы не годитесь в сталкеры, я знаю и без обследования.

               — Но зачем тогда…

               — Вы человек, который обнаружил в Чучемле «золотой шар». А потому должны отличаться от других людей. Хочу знать, почему вы другой.

               — Хотите сказать, что узнаете по энцефалограмме моего мозга? — удивился я.

               — Да.

               — Потом поделитесь результатами?

               — Обязательно. Но не могу сказать, что скажу правду. Боюсь, что правда не принесет и мне, и вам выгоды, — усмехнулся Мозес.

               — Почему?

               — Многие знания — многие печали.

               Я с сомнением пожал плечами.

               — Лишних знаний не бывает.

               Мозес рассмеялся.

               — Когда я был маленьким, я тоже так думал. С вами, Панов, интересно разговаривать. Сходите к Каттерфилду и возвращайтесь. Когда освободитесь, мы продолжим.

               Доктор Каттерфилд снял мою энцефалограмму и долго рассматривал ее, недовольно цокая языком.

               — Все в порядке? — спросил я.

               — Нет, — ответил Каттерфилд.

               — Но я буду жить?

               — Будете.

               — Счастливо?

               — Не могу этого исключить.

               — Тогда я пойду. Мистер Мозес меня ждет.

               — Я пойду вместе с вами.

               Было бы странно, если бы я был против.

               — Все в порядке? — спросил Мозес, когда мы вошли в его кабинет.

               — Нет, — ответил Каттерфилд озабоченно. — У Панова нет Т-зубца.

               — Подумаешь, новость. Это было и без ваших замеров понятно. Посмотрите на его вялую мускулатуру и слабые ножки.

               — Но тогда я не понимаю, зачем он вам понадобился? Какой от него толк?

               — Он еще нас удивит, поверьте моей интуиции, — сказал Мозес, не терпящим возражений голосом. — Главное, мы не должны ему мешать. Из него не получится сталкер, но утверждать, что для этого человека это очень полезное качество, я бы не стал.

               — Вам виднее, хозяин.

               — Да. Это так.

Неожиданный Мозес

               Итак, я узнал, что у меня нет Т-зубца. Каттерфилд посчитал, что это плохо, а Мозес — что нормально. Насколько я понял — это врожденное качество, и уколами или приемом таблеток его не разовьешь. Если есть Т-зубец, то он есть, если нет — то его нет. И с этим следует смириться. И продолжать жить дальше. Тем более, что я не знаю, что это такое, и зачем он нужен человеку.

               — На чем мы остановились? — спросил Мозес. — Ах да, вы не верите, что многие знания приводят ко многим печалям.

               — Было бы странно, если бы я считал по-другому. Мое дело — поставлять человечеству новые знания. И мне грустно, когда я не справляюсь со своей работой. Знания не имеют отношения к нравственности, моральная оценка научных открытий возникает, только когда их применяют на практике.  Я, например, считаю себя плохим человеком, когда перестаю поставлять людям новые знания.

               — Всегда находятся люди, которые применяют их во зло человечеству.

               — Высшая безнравственность — отсутствие знаний. Сказано: «не ведают, что творят».

               — Не буду спорить, поскольку не знаток тонкостей человеческой нравственности, — сказал Мозес. — Но некоторые желания и поступки людей меня удивляют. Например, зачем вы собираетесь отправиться в Зону? Я послал вам в помощь опытного и умелого человека Шухарта. Что не так?

               Я искренне удивился, откуда Мозес знает о моем желании обнаружить передатчик, но потом вспомнил, что уже давно рассказываю о своем намерении всем подряд: Уильямсу, Робертсону, Шухарту, Пильману… Кто-то из них мог доложить об этом Мозесу.

               — Но почему вас это волнует? — удивился я.

               — Для моего бизнеса крайне важно, чтобы вы, Панов, добились прогресса в изучении «хармонтского феномена». У вас есть для этого хорошие шансы. Вместо этого, вы собираетесь рисковать своей жизнью ради исследования какого-то сомнительного и лишенного смысла явления. Шухарт пытается вас отговорить, но пока, как я понял, безуспешно.

               — Надеюсь, что я быстрее уговарю его отправиться в Зону со мной. Я настойчивый.

               Я рассказал Мозесу о повторяющемся радиосигнале, излучаемом неизвестным источником, расположенным в Зоне. Нельзя исключать, что источник этого сигнала — радиопередатчик инопланетян. Получаем факт настолько грандиозный, что его значимость нельзя переоценить. Появилась возможность установить непосредственный контакт с представителями внеземной цивилизации. Это же фантастика! Нельзя упускать такой шанс.

               — А по-моему это собачья чушь! — сказал Мозес неожиданно.