Услуги историка. Из подслушанного и подсмотренного

Делать нечего, сочинил покаяние. И уже в следующем номере читаю эту нетленку:

Письмо в «Клуб ДС»

В воскресенье, 17 августа с. г., газета «Комсомольская правда» напечатала реплику «Кошкин, Мошкин и…», в которой я обвинялся в опубликовании одного и того же рассказа одновременно в двух печатных органах — «Неделе», № 29 и «Литературной газете», № 30.

Как это произошло? Некоторое время назад я сдал в «Неделю» рассказ, о котором идёт речь. Сотрудник «Недели», ведающий юмором, сказал мне, что рассказ не подошёл, и я могу им распоряжаться. Я передал рассказ, сделав незначительные изменения, в «Клуб 12 стульев» «ЛГ», где он был принят и опубликован в подборке, посвященной спорту. Однако за три дня до этого в «Неделе» передумали и напечатали мой рассказ.

Таким образом, один и тот же рассказ был опубликован в двух изданиях. Приношу свои извинения читателям «ЛГ» и администрации.

Гр. Крошин.

ОТ АДМИНИСТРАЦИИ. Принимая к сведению объяснения Гр. Крошина, администрация со своей стороны сожалеет, что технология производства газеты не позволила снять с отматрицированной страницы рассказ, только что опубликованный в «Неделе».

Администрация накладывает на Гр. Крошина и еще на кого надо строгую эпиталаму.

Встречаю в коридоре Веселовского, улыбается:

— Ну, Гриша, видал, как мы выкрутились? Блеск! Ты, надеюсь, понял, что легко отделался? Строгая эпиталама — всё ж не расстрел, верно? Ха-ха-ха! Да и срок тебе не дали. Чуть-чуть потерпи, всё забудется.

— А что Поройков?

— А ничего. Видимо, как-то отболтался… Заходи через пару месяцев! Привет.

Привет… Пришёл домой, записка от жены: «Позвони в „Правду“, Шатуновскому».

Надо же, удивляюсь, сам Илья Шатуновский, главный партийный фельетонист страны, ждет моего звонка… А у меня в это время в «Правде» фельетон с месяц лежал, экономический, про безобразия на железной дороге. Вроде хорошо приняли, кажется, поставили в план. Я впервые сделал фельетон для «Правды», а напечатать фельетон в главной советской газете, органе ЦК КПСС, считалось тогда событием. Наверное, какие-то уточнения срочно потребовались перед сдачей в номер. Звоню:

— Илья Миронович, здравствуйте, это Крошин.

— А-а, Григорий, хорошо, что позвонили.

— Что там с фельетоном? Какие-то вопросы?

— Да нет, с вашим фельетоном всё в порядке, редколлегии понравился, стоял уже в завтрашнем номере, но… Я вынужден был его снять с полосы… Извините. А что там у вас за скандал с «Литгазетой»?

— Уже все прояснилось, Илья Миронович. Никакого скандала. А почему вы о «Литгазете»?..

— Да понимаете, тут такое дело: у «Правды», вы ж в курсе, с «Литгазетой» и так давние напряженные отношения, а тут — получается, что мы их проштрафившегося автора вроде в пику им печатаем. Выглядит так, как будто счеты с ними сводим, понимаете? Не хотелось бы так явно обострять, понимаете? Поэтому, извините, вынуждены снять хороший фельетон ваш. Но гонорар вам заплатим как за опубликованный, не волнуйтесь. Будьте здоровы!

И далее, в течение почти месяца никакая редакция, что бы я ни предлагал, не хотела меня печатать, вспоминая о «скандале» вокруг моего имени… Но тут неожиданно руку помощи протянул… «Крокодил». Раздался звонок оттуда, из экономического отдела, с которым я много лет сотрудничал и чьим внештатным специальным корреспондентом числился:

— Гриша, день добрый, — слышу в трубке бодрый голос Алексея Борисовича Голуба. — Вы сейчас свободны? В командировку от нас не смогли бы на недельку смотаться?

— Конечно, смогу. А что за тема?

— Надо бы подскочить в Луцк, это в западной Украине, на один чахлый заводик. Мы полгода назад давали о нём фельетон Володи Митина, о хищениях и бесконтрольности. Вот надо бы сделать материал по следам того фельетона — как там с принятыми мерами?

— А что же Митин сам? Он не обидится?

— А он сейчас не может ехать, приболел. Я с ним говорил, не возражает, чтоб вы поехали. Ну что, согласны? Тогда приходите прямо сегодня за командировочным и за деньгами.