Читаем Услышь нас, Боже полностью

Однако из всех картин Босха вот наиболее важная для «La mordida»[69]: на переднем плане – детально прописанная фигура, к которой я вернусь позже, на заднем – дом с прохудившейся крышей, без стекол в окнах и т. д., создающий тревожное ощущение неизбывного зла и ужаса и в то же время – нищеты и разнузданного распутства: в дверном проеме мужчина и женщина ведут разговор, наверняка обсуждают нечто омерзительное и кошмарное, хотя сложно сказать, что наводит на эту мысль; справа от дома, где, если присмотреться, видны следы недавнего пожара, мужчина преклонных лет бодро справляет малую нужду; но вернемся к фигуре на переднем плане: это явно скиталец, пожитки у него в коробе за спиной, он сам изможден и оборван, одна нога перебинтована (как у Смерти в другом моем сне); на высоком, довольно красивом дереве между ним и справляющим малую нужду стариком видны очертания каких-то предметов – при ближайшем рассмотрении они оказываются демоническими существами, самое примечательное из которых чрезвычайно широкая, вроде бы кошкоподобная, но бестелесная тварь, чем-то похожая на Чеширского Кота на иллюстрациях к Льюису Кэрроллу. Все это будет происходить в «La mordida» в сновидении Трамбо, ведь смысл этого ужаса – ужаса, на сей раз почти лишенного юмора, если не считать старика, справляющего малую нужду, – заключается в том, что скиталец (пилигрим Беньяна[70], если угодно) при всей глубокой религиозности образа на самом деле есть Протагонист, отвративший свой лик от проклятия, как ему представляется, и идущим прочь, в неизвестность, он покидает свой нищий, убогий дом, совершая большую ошибку, потому что этот убогий дом был его настоящим спасением – как смутный образ его места в следующем мире, возможно явленный ему в видениях, – и прежде чем уйти навсегда, он должен был привести дом в порядок, очистить его и попытаться восстановить… К чертям собачьим… По-моему, проблема Мартина в том, что Иероним Босх – буквально единственный художник, которого он способен оценить по достоинству, да и то до известных пределов, поскольку слишком расплывчато распознает… чтó он там должен был распознать, я не знаю. Или все дело в том, что он был убежденным преадамитом?

…На самом деле я пытаюсь обрисовать положение Мартина в глухой изоляции не только от общества, но и от всех остальных художников его поколения. По рождению англичанин, он фактически принадлежит к более давней писательской традиции, не английской, а американской, к традиции джеймсовской честности и благородства, которую из ныне живущих писателей поддерживают разве что Фолкнер и Эйкен – хотя они оба южане, что вызывает другие вопросы, – пусть их тематика иногда и пугала представителей старшего поколения. Однако сам Мартин не способен на благородство и терпимость по отношению к писателям своего поколения, чьи души в зримом обличье подобны обложке журнала «Эсквайр», к писателям, склонным делить человечество на две категории: (a) обычные, заурядные люди, (b) сукины дети, чертовы громилы, которые…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе