— Ты ведь всегда любил жареную картошку, — говорит мать. — Что же так плохо ешь?
— Ем, — отвечает Сергей.
— Как-то жизнь у тебя, сынок, непутево складывается… Скоро тридцать, люди в этом возрасте уже твердо на ногах стоят, а ты вот оказался у разбитого корыта… Ни жены, ни сына, ни работы…
«Давай, давай, мать! — усмехается про себя Сергей. — У тебя это здорово получается… Вспомни про сестру…»
— Вот Тамара закончила институт, вышла замуж…
— Родила двух дочек, муж хороший человек, живут в Венгрии и тебе посылки присылают… — перебил Сергей. — А я вот не послушался тебя и женился на… Мама, я все знаю.
— Как же сын-то твой теперь? Без отца?
Это было больное место. Юраш отвыкнет от него, позабудет. И ничего тут сделать нельзя. Никогда не отдадут ему сына. Хорошо, если еще разрешат видеться. Правда, так уж сложилась их семейная жизнь, что Юра редко жил с родителями под одной крышей. Лиля всегда старалась сплавить его в Андижан: мол, там солнце, овощи, фрукты, а для ребенка это все. На самом деле ей не хотелось возиться с ним, воспитывать. Юра всегда раздражал ее.
Юра, Юраш… Что он сейчас делает там, в Андижане? Гоняет голубей, играет с собаками…
Когда дома все было в порядке, Сергей как-то не думал о сыне. Знал, что за ним ухаживает няня, узбечка Мизида, что ему хорошо там, вольготно, а теперь все чаще и чаще задумывался о будущем сына. Нельзя его оставлять этим людям. Мальчишка сейчас как комок глины, из него все что угодно вылепить можно. Земельский все силы приложит, чтобы привить Юрке свои взгляды на жизнь, а это значит — навсегда потерять сына…
— Я заберу Юру от них, — отвечает Сергей. — Как только все устроится…
— Кто же тебе отдаст его?
— Украду, — невесело улыбается Сергей.;
— Хороший мальчишка. Добрый и очень смышленый.
— Я думаю, она мне сама его отдаст, — говорит. Сергей.
— Мать все-таки, — вздыхает Татьяна Андреевна. — Не отдаст.
— Ну что сейчас об этом говорить?
— Как же ты дальше жить-то думаешь, Сережа? — после долгого молчания спрашивает мать.
Постарела она. Правда, в волосах не видно седых нитей — в их роду седеют поздно, — а вот у глаз морщинки. Да и глаза не такие яркие и синие, как раньше. Будто выцвели. Стали не синими, а светло-серыми. И руки в морщинах, складках и бороздках. Руки пожилой женщины, имеющей дело с кухней, корытом, огородом.
Не любит Сергей, когда лезут к нему в душу. И никому этого делать не позволяет. Даже матери. Но чтобы не обидеть ее — ведь он сегодня уезжает, — как можно мягче, подавив раздражение, отвечает:
— Все будет хорошо, мама. Вот увидишь.
— У меня все сердце изболелось, глядя на тебя… Самый ты у меня умный и вот, выходит, самый несчастливый. Есть у тебя кто-нибудь на примете?
— Есть.
— Женишься?
— Я бы рад, да вот не знаю, как она.
— Согласится, — уверенно говорит мать. — Парень ты у меня видный…
— Похвали, похвали, мать, — улыбается Сергей. — А то все больше ругают.
— А лучше не спеши с женитьбой. Сам убедился, к чему спешка приводит. Сначала нужно как следует узнать человека… Во второй раз нельзя ошибаться. Еще раз вляпаешься, а потом так и будешь всю жизнь мотаться от одной к другой. Есть такие, сам знаешь. А тебе нельзя разбрасываться. Раньше, бывало, ночами сидел за столом и все строчил, строчил… А теперь, гляжу, и это забросил?
— Скоро опять засяду.
— Когда хоть напечатают-то?
— Гм… Не знаю. Не скоро.
— Тогда, конечно, ни к чему и торопиться, — с чисто женской логикой заключает мать.
Сергей не смог сдержать улыбки.
— Чего улыбаешься? — сразу замечает мать.
— Да вот вспомнил, как бабушка меня в шесть утра в школу поднимала. Я ей толкую — рано, а она свое: пораньше пойдешь — пораньше придешь…
Мать тоже улыбнулась, чуть дрогнули уголки ее поблекших губ. И снова тень набежала на лицо: — Неужели и вправду поедешь в глухомань на озеро?
— Уже и документы получил… — Сергей достает из кармана новенькую серую книжечку и протягивает матери. — Со мной теперь не шути: инспектор рыбоохраны!
Мать, близоруко щурясь, рассматривает удостоверение: все как полагается, и печать, и фотокарточка.
— Зарплата-то хоть приличная? — Мать со вздохом возвращает удостоверение.
— Ты же сама говорила: не в деньгах счастье.
— Значит, маленькая… Да ведь ты теперь один. Много ли тебе надо? И потом, с рыбой будешь всегда. Не заскучаешь ли там один в избе-то?
— Это то, мать, что мне сейчас нужно. Устал я. Очень устал.
— С этими… браконьерами поосторожнее, — предупреждает мать. — Они ведь из ружья могут пальнуть. Сама в газете читала, как в позапрошлом году инспектора застрелили. А ты ведь только из больницы, потому и устал. Отдохнул бы лучше дома…
Сергей встает из-за стола и смеется. Мать озадаченно смотрит на него.
— Чего это ты?
— Что-то мне сегодня одни пословицы на ум приходят. Как это? «Бог не выдаст — свинья не съест». Это я насчет браконьеров. А устал я, мать, не от больницы — от другого…
В дверь скребется Дружок. Негромко повизгивает. Сергей намазывает хлеб маслом и, приоткрыв дверь, сует Дружку. Мать на все это смотрит неодобрительно. У нее для собаки приготовлена похлебка.
— И собаку с собой заберешь? — спрашивает она.