Услышать тебя

— Как ты меня напугала, Наташка, — чужим, изменившимся голосом сказал он. — Разве так можно?..

— Я знала, что ты придешь, — прошептала она и, не удержавшись, всхлипнула.

Бережно он поднял ее и понес к лодке. Плечо у него залито йодом и заклеено пластырем. Посадил на корму, раздел, безжалостно, докрасна растер майкой ее грудь, спину, затем снова одел во все свое, а курткой укутал ноги. Дружок облизал ей руки, лицо.

— Я знала, что ты придешь, — повторила она, с трудом разлепляя сомкнутые ресницы. — Я все время звала тебя.

— Я слышал, — ответил он.

Из-за колючей щетины леса вымахал ослепительный луч и располосовал затянутое редким туманом озеро пополам.

— А Блохин там? — стуча зубами, говорила она. — Я не хочу его видеть.

— Ну и подонок!.. — с угрозой в голосе проговорил Сергей. — Так это, значит, он?!

— За что он так ненавидит тебя?

— Не знаю, — помолчав, ответил Сергей. — Кажется, не за что…

— Ты удрал из больницы? Да? — спрашивала она.

— Ты ведь позвала меня, — впервые в это утро улыбнулся он.

— Это хорошо, что ты приехал, — сказала она. — Мне было очень холодно и плохо.

— Смотри не заболей…

— Ты будешь меня лечить, ладно?.. — засыпая, говорила она.

Голова ее с прижмуренными глазами склонилась ему на грудь. Он гладил ее холодные слипшиеся волосы, говорил, как ребенку, какие-то ласковые слова, но она уже ничего не слышала: глаза ее закрылись, дыхание стало ровным, спокойным. Наташа согрелась и заснула. Иногда она вздрагивала, руки ее начинали что-то искать, и, глубоко, со всхлипом вздохнув, как обиженный ребенок, снова затихала.

Сергей осторожно положил ее на скамью, завел мотор, и лодка, обогнув тихий остров и оставив после себя пенистый след, понеслась к берегу. Он сел рядом и положил ее растрепанную голову к себе на колени. Стиснув зубы, смотрел прямо перед собой. Светлые глаза его сузились. Мелкие холодные брызги секли хмурое небритое лицо.

На пустынном берегу неподвижно стояли две фигуры. Это Миша Султанов и Женя Мальчишкин. Они молча смотрели на приближающуюся моторку.

Над озером Большой Иван занималось ясное солнечное утро.

5

Сергей вышел из конторы Главрыбвода в хорошем настроении: Вологжанин сообщил, что за самоотверженность в борьбе с опасными браконьерами объявил ему, Сергею Волкову, в приказе по управлению благодарность, а кроме того, договорился с председателем облпотребсоюза насчет полного комплекта новой резины для «Москвича». Это последнее известие больше всего обрадовало Сергея.

Город утопал в зелени. Тополя и липы благоухали. Прохожие заполнили тротуары. Мужчины в безрукавках, девушки в коротких юбках. Увидев на другой стороне улицы высокую стройную девушку, Сергей прибавил шагу, но, когда она, переходя дорогу, оглянулась, снова замедлил шаги.

Не Наташа. Почему он все время думает о ней? Ищет ее глазами в толпе прохожих… Что бы ни делал, куда бы ни шел — в голове она. И это предчувствие непоправимой беды, охватившее его в тот день, когда попал в больницу… Вечером он вдруг почувствовал необъяснимую тоску и тревогу. Он не мог оставаться в палате, его неудержимо тянуло туда, на Большой Иван, где ребята, Наташа, Дружок… Тоска все усиливалась, изматывала душу, и тогда Сергей занял у соседа по койке спортивные трикотажные, брюки, потихоньку выбрался из больницы, перелез через забор — ворота были закрыты, — не заходя домой, вывел из сарая свой старый верный мотоцикл и умчался в ночь по Невельскому шоссе.

Он опоздал. Ее не было в доме. Не было и Мальчишкина с Султановым. Встревоженный Дружок привел его на берег озера, где он увидел ее одежду… И уже не тоска, а смертный страх схватил его за сердце: он стал кричать, звать ее… Приплыли на «Казанке» Мальчишкин с Султановым. Ничего не объясняя, Сергей прыгнул в лодку, Дружок вслед за ним, и умчался в сторону острова…

Снова и снова вспоминал он ее замерзшую, с немигающим, как у птицы, взглядом. Как растирал ее, ощущая под ладонями прохладную упругую грудь, как спящую нес на руках в дом мимо озадаченных приятелей, А Дружок бежал сзади и повизгивал…

И вот с тех пор он все время думает о ней. Она всегда была немного непонятной и странной: ни с того ни с сего грубила, несла какую-то чушь, а иногда, наоборот, была не по-детски умна и рассудительна. Она была для него давным-давно знакомой девчонкой. Девчонкой-школьницей. Росла она без отца, часто была предоставлена сама себе. Наверное, от этого она диковатая, резкая. Однако Сергей прощал ей все выходки. Он уже стал взрослым, женатым мужчиной, а девчонка с улицы Ботвина по-прежнему останавливала его, когда он проезжал мимо на мотоцикле, и просила прокатить.

И вот девчонка-школьница стала стройной девушкой, с чистыми серо-зелеными глазами. Сергей не мог относиться к ней как прежде. А по-другому еще не умел. Наверное, поэтому им было трудно разговаривать. То она замыкалась и уходила в себя, то он не мог найти нужных слов, которые растопили бы холодок отчуждения… Не мог, а может быть, и не старался? А наоборот, уходил от откровенности? Будто между ними есть какая-то тайна, о которой они оба знают, но пока еще не решаются заговорить…