Услышать тебя

— Натворил что-нибудь? — пытливо смотрит на него мать. — Соседи пожаловались? Вчера на чердаке приблудного щенка спрятали, а тот лай поднял… Послала за хлебом, а он халвы принес!..

Сергей прислоняется к тумбочке и смотрит на синий плафон. Он уже не пульсирует, а набухает, грозя вот-вот взорваться яркой синей вспышкой.

Краем глаза из прихожей Сергей видит стол с шахматной доской. Чья-то рука крутит белого ферзя. Это не рука мальчика — рука мужчины.

— Что стоишь на пороге? — прерывает мать последние новости. — Иди в комнату и сам спроси, чего он еще выкинул… Часа два дуются с Генкой в шахматы…

— Папа! — доносится из комнаты голос сына. — Генка ладью спрятал, а я все разно его обыгрываю!

— Какую ладью? — басит брат. — Я же ее ферзем взял.

Сергей трет ладонью лоб и начинает тихо смеяться. Мать с возрастающим удивлением смотрит на него. Губы у нее сердито поджимаются.

— Пожестче надо с ним, — понизив голос, говорит она. — Избаловали его там… На меня — ноль внимания.

Сергей никак не может остановиться: дурацкий смех так и распирает его.

— Ничего смешного тут нет… — теряет терпение мать.

— Зачем щенка-то на чердак?! — с трудом выговаривает Сергей.

— Папа, я выиграл! — доносится из комнаты торжествующий голос сына. — Классический мат!

— Убирайте свои шахматы, сейчас будем обедать, — заявляет мать.

Слыша, как стучат деревянные фигурки о дно коробки, как негромко спорят по поводу выигрыша сын и брат, Сергей вспоминает слова Лили о том, что его родители живут в тесноте, нищете, из которых им никогда не выбраться… Недалеко же она смотрела! Не дальше собственного носа… У родителей сейчас хорошая трехкомнатная квартира, современная мебель. Все дети прилично одеты. А как готовит мать! Пожалуй, ни Лиля, ни Капитолина Даниловна не могут с ней потягаться… И Юрке здесь хорошо: с братьями Сергея он в дружбе, вон как Генку в шахматы обыгрывает! И мать, хоть и ворчит иногда, любит его и заботится. И главное, здесь царят простые сердечные отношения, никто ни перед кем не пресмыкается. За эти несколько месяцев Юрка изменился: стал добрым, душевным мальчишкой… Вот только зачем бедного щенка затащили на чердак?..

Все еще посмеиваясь, Сергей спрашивает сына об этом.

— Я хотел домой привести, а бабушка не разрешила, — поясняет Юра. — Хороший щенок, такой пушистый…

— Ну и куда же вы его дели?

— Петька с первого этажа сказал, что Федотовы давно хотят собаку завести… Мы посадили щенка на коврик и позвонили к ним в квартиру, а сами убежали.

— И взяли… Федотовы?

— Пока у них, — отвечает сын. — Раздумают — мы отдадим Северенинским. Петька сказал, что они с радостью возьмут.

— Значит, скоро в каждой квартире будет по собаке? — смеется Сергей.

— Собака — друг человека, — с серьезным видом изрекает Юра.

Пронзительный звонок прерывает их разговор. Сергей открывает дверь: на пороге Николай Бутрехин. Лицо сердитое, на пальце покачиваются ключи от машины.

— Ты мне наконец объяснишь, что тут происходит? — свирепо таращит он свои голубые глаза на Сергея. — Срываешься с места, бросаешь на дороге машину, куда-то удираешь от меня…

— Юра выиграл у Генки партию в шахматы, — сообщает Сергей.

— Поздравляю… — оторопело говорит Николай. — Но какого ты дьявола…

— Кстати, тебе щенка не надо? — перебивает Сергей. — Хороший такой, пушистый…

— На черта мне собака?

— Садись с нами обедать, — приглашает его Татьяна Андреевна. — Ты ведь любишь борщ?

— Борщ — это хорошо, — добреет Николай. — А вот собака мне совсем ни к чему.

— Слушай ты их! — смеется мать. — Дурака валяют.

8

Лодка сама по себе плыла по безмолвному ночному озеру. Сергей полулежал на широком носу и смотрел на звездное небо. На корме сидела Лиза и негромко пела:

Клен ты мой опавший,
Клен обледенелый,
Что стоишь, нагнувшись,
Под метелью белой…

Голос у Лизы немного низкий, но задушевный. Сергей с удовольствием слушал ее. Когда она умолкла, он попросил, чтобы еще спела.

— Что же тебе спеть, Сереженька? — спросила она. — Веселое или грустное?

Лицо ее белело в густом бархатном сумраке. На плечи наброшен ватник. Пришла осень, и вечера на озере стали прохладные.

— Мне нравится, как ты поешь, — сказал Сергей. Она улыбнулась и запела.

На озере тихо-тихо. Не слышно обычных всплесков крупной рыбы, ветер не шуршит в порыжевших камышах, не кричат ночные птицы.

На один лишь день вырвался сюда из города Сергей. Завтра утром он должен быть на работе. Потянуло его на Большой Иван попрощаться с ним до следующей весны. Полдня он один бродил по сосновому бору, набрал полную корзинку подберезовиков, боровиков и даже с десяток рыжиков наковырял на травянистой опушке.

На вечернюю зорьку поехал рыбачить вместе с Лизой, на ее старенькой плоскодонке. Клев был хороший — за каких-то полтора часа натягали десятка три крупных окуней, — а потом как обрезало.

— Скучаю я в городе, — сказал Сергей. — Пока работа — ничего, а вечерами зеленая тоска… Хорошо, что еще сюда есть возможность вырваться. — Он уселся на скамью и вставил весла в уключины. — Ей-богу, моя бы воля, остался бы я тут…