Услышать тебя...

Жара стала спадать, и Сергей немного оживился. Он впервые был в Средней Азии и погибал от жары. Хотя они с Лилей спали в виноградной аллее под марлевым пологом, дышать было нечем. Уже утром он просыпался с тяжелой, чугунной головой. Он бы и еще поспал, но не давало солнце. Любой пробивающийся сквозь листву виноградника маленький лучик жалил, будто его пропу­стили сквозь увеличительное стекло. В усадьбе Земельских был небольшой бетонный хауз — пруд с мутной теплой водой. Сергей часами просиживал в этой лоханке, но лучше себя не чувствовал. До сих пор — они уже в Андижане пять дней — Сергей еще толком и с городом не познакомился. Выйти днем за каменные ворота дома — это значит попасть в настоящее пекло. И лишь вечером — а вечер здесь наступал сразу, как только солнце пряталось за горами, — он чувствовал себя более или менее сносно.

Земельские занимали половину большого дома на улице Крупской. В трех комнатах жили, а в четвертой, узкой и полутемной, был врачебный кабинет Николая Борисовича. Все свои пользовались калиткой рядом с большими воротами, а больные стучались в парадный подъезд, который сообщался с кабинетом. Днем Нико­лай Борисович принимал больных в поликлинике, а ве­чером они звонили в парадную. Услышав звонок, Земельский надевал белый халат, который висел в большой комнате на гвозде, и не спеша направлялся в кабинет. В это время никто из домашних не имел права заходить туда. Появлялся Николай Борисович скоро. Доставал из кармана белого халата деньги и небрежно бросал их в большую хрустальную вазу, что стояла на серванте. К тому времени, когда кончался день и на окна спуска­лись белые шелковые шторы, в вазе набиралась прилич­ная сумма из смятых бумажек.

Утром ваза всегда была пустой.

По сути дела, вся жизнь проходила во дворе. Сад у Земельских был большой и спускался к узенькому ру­чейку, петлявшему меж поблескивающих на солнце бе­лых камней. В саду росли яблоки, груши, персики, айва, инжир. Были и еще какие-то южные деревья, но Сергей даже названия не запомнил. В углу двора стоял курят­ник с голубятней. Штук тридцать кур бродили по саду. Десятка два голубей ворковали на крыше, сидели на вы­соких перекладинах. Если их пугнуть, они охотно взле­тали и долго кружили в бледном знойном небе, а когда опускались, долго раскрывали и закрывали маленькие клювы.

С Николаем Борисовичем у Сергея были ровные от­ношения, но иногда он ловил на себе его внимательный взгляд. Чувствовалось, что глава семьи приглядывается к своему зятю, изучает. Капитолина Даниловна была радушной и внимательной. Всегда подкладывала в та­релку лучшие куски, спрашивала, что приготовить на обед. Работала она в детском саду и домой приходила уже в час дня. На кухне ей помогала пожилая худоща­вая узбечка, которую звали Мизида.

Какие-то люди приносили в дом помидоры, дыни, мясо. Молча передавали пакеты, корзины и уходили. Сергей много слышал про легендарного друга дома Карла, который все может, но пока его еще не видел. Карл отдыхал в Крыму и должен был со дня на день вернуться в Андижан.

Каждое утро, когда тесть уходил в поликлинику, Сер­гей забирался в пропахший лекарствами кабинет Нико­лая Борисовича и, разложив на столе большие листы в клетку, пытался работать, но на такой жаре голова соображала туго.

Николай Борисович снова налил в рюмки. Шашлык на тарелках, будто инеем, подернулся пленкой жира, но все равно было вкусно. Прилетевший с гор ветерок про­шуршал над головой в винограднике, приятно обдал прохладой лицо.

Две собаки — чистокровная длинноухая спаниелька Муза и помесь дворняги с овчаркой Джек — сидели у ног и преданно смотрели в рот, ожидая, когда им перепадет кусок. Слушая охотничьи рассказы Николая Борисови­ча, Сергей уже два раза незаметно подбросил собакам мяса. С Музой у него с первого дня завязалась дружба. Джек тоже был добрый приятный пес. Одно ухо у него стояло прямо, как и положено овчарке, а второе, напо­миная о плебейском происхождении, как раз посередине подломилось. Впрочем, это делало Джека еще более сим­патичным. Его длинная клыкастая морда приобретала от этого добродушное и несколько лукавое выражение.

— Ты ел жареных кекликов? — спросил Витя. Сергей даже не слышал про кекликов. Витя снисходительно улыбнулся и продолжал:

— Это горные куропатки. В прошлом месяце папа был на охоте и убил двенадцать кекликов.

— Больше всех, — ввернула Капитолина Даниловна.

— Наш папа отличный охотник, — прибавила Лиля.

Николай Борисович вытер губы бумажной салфет­кой и откинулся на спинку плетеного кресла. Над его плечом чуть заметно шевелилась виноградная ветка. На маленький глянцевый лист уселся зеленый богомол. Пошевелив блестящими крыльями, сложил на груди передние в зазубринах ноги и застыл в этой смиренной позе, покачиваясь вместе с листом.

— Вы бы видели, какое лицо было у Джалилова, когда мы собрались у машины, — сказал Николай Бо­рисович. — Он ведь считает себя здесь лучшим охотни­ком. В сумке у него было всего пять кекликов!

— Папа привез из Германии ружье, которое стоит больше тысячи! — с гордостью сообщил Витя.