Услышать тебя...

— Сергею фельетон написать — раз плюнуть, — ска­зала Лиля. — Один раз он написал фельетон прямо в но­мер. В кабинете редактора. За два часа, Серёжа?

— Не помню, — поморщился Сергей.

Ему не понравился тон жены: угодливо-предупреди­тельный. С одной стороны, вроде бы с гордостью реко­мендует мужа отцу, с другой — за Сергея решает, пи­сать ему фельетон или нет. И потом, почему она не ска­зала, что посылает в Андижан его фельетоны?

— Я очень рассчитываю на тебя, Сергей. — сказал Николай Борисович.

— Надо познакомиться с материалом. Возможно, и не потянет на фельетон.

— У тебя бойкое перо, постараешься — напишешь.

— О чем все-таки речь?

— Об этом в другой раз, — уклонился от разговора Николай Борисович. Поднял рюмку и чокнулся с Сер­геем. — За тебя. Чтобы ты в этом доме был всегда своим человеком!

Несколько дней спустя Лиля радостно сообщила, что лапа разрешил забрать чешский хрусталь.

— На кой он нам? — спросил Сергей. — Поставить и то негде.

— Не вечно же мы будем жить в этой дыре! — воз­разила Лиля. — Получим когда-нибудь и настоящую квартиру.

Лиля почти каждый день показывала ему разные женские безделушки, импортные кофточки, украшения, которые дарили ей родители. И в глазах ее было столько счастья, что Сергей однажды не выдержал и сказал:

— Ты помешалась на этом барахле. Ну куда тебе столько? Хватаешь и хватаешь. Не солить же твои кофточки-платья!

— Ну и чудак же ты, Серёжа! — рассмеялась Лиля. Она только что получила от матери золотое колечко с би­рюзой, и даже резкие слова мужа не могли испортить ей настроение. — Радовался бы! Тебе не придется поку­пать. И потом, это подарки. А кто от подарков отка­зывается?

— Противно мне все это, — сказал Сергей и ушел в пропахшую лекарствами прохладную комнату порабо­тать.

Разговор с Николаем Борисовичем о фельетоне состоялся через неделю. Был такой же теплый вечер. Накрытый стол в винограднике, шашлык, коньяк.

Земельский на этот раз выпил больше обычного. На круглых щеках выступил румянец. Он то и дело брал с колен полотенце и вытирал пот. На бутылке «Цинан­дали», извлеченной из холодильника, тоже выступили мелкие капли.

Пристально глядя на Сергея, Николай Борисович ровным голосом, неторопливо изложил суть дела. Все семейство смотрело ему в рот и, когда он обращал на кого-либо взгляд, согласно кивало. Даже молокосос Витя с важным видом поддакивал, хотя был занят со­всем другим: потихоньку от всех совал под стол жирные куски остывшего шашлыка собакам.

Сергей внимательно слушал и не верил своим ушам: неужели тесть говорит все это серьезно? Он взглянул на Лилю: подперев щеку рукой, она спокойно смотрела отцу в глаза. Капитолина Даниловна грузной копной сидела на стуле и моргала, будто боялась заснуть. Витя, делая вид, что внимательно слушает, подносил к носу Джека очередной кусочек мяса, а когда пес, разинув пасть, со­бирался хапнуть, отдергивал руку. Джек укоризненно смотрел на него добрыми глазами, шевелил полусогну­тым ухом, и все начиналось сначала.

Вот какой материал для фельетона предложил Нико­лай Борисович. Нужно было свалить с занимаемого по­ста главного педиатра области Петрова. Никаких осо­бенных недостатков у него нет, с работой он справляется неплохо. Уже пять лет сидит на этом месте. Но дело вот в чем: эту должность необходимо передать Капитолине Даниловне. Во-первых, зарплата в три раза больше, чем у нее сейчас, во-вторых, авторитет возрастет. Капитоли­на Даниловна опытный врач и вполне с этой работой справится. Почва уже подготовлена, ее кандидатуру на этот пост поддержат. Если только удастся спихнуть Пет­рова, то место обеспечено Капитолине Даниловне. Она лечит на дому детишек высокого начальства, так что с этой стороны все в порядке, да и у него, Николая Бори­совича, есть среди врачей свои люди. Теперь все зави­сит от Сергея.

— Я должен написать фельетон на порядочного, чест­ного человека лишь для того, чтобы моя теща заняла его место? — уточнил Сергей после продолжительной паузы.

 — Материал я тебе подброшу, — сказал Николай Бо­рисович. — Ходят слухи, что он сожительствует со стар­шей медицинской сестрой. Возможно, и взятки берет. И потом, в прошлом у него есть один прокольчик: в пио­нерском лагере, где он был врачом, вспыхнула эпидемия дизентерии. Два мальчика погибли. Правда, это было лет шесть назад, но факт есть факт.

— Вы все это серьезно? — тихо спросил Сергей, глядя в глаза тестю. Он только сейчас при свете электрической лампочки разглядел, какого цвета глаза у Николая Бо­рисовича. Искусственный — яркий, молодой, а настоя­щий — темно-коричневый и весь в прожилках. Круглое лицо тестя было невозмутимым. Это лицо никогда ничего не выражало. Человеческие страсти не оставляли на нем отпечатка. Что бы ни чувствовал Земелъский, на губах его всегда играла чуть приметная улыбка. Эта улыбка раньше казалась Сергею располагающей, добродушной. Сейчас он мог убедиться, что ошибался: улыбка была жесткая и недобрая. А лицо все такое же: розовощекое, гладкое, с круглым подбородком.

— Серёжа, это для мамы очень важно, — сказала Лиля, не решаясь взглянуть на него.