Услышать тебя...

— Мир велик, и людей в нем много. Вот ты читал про громкие процессы над валютчиками, которые накопили столько всякой валюты и золота, что стали подпольными миллионерами. Их жестоко осудили, а некоторых даже расстреляли. Задал ты себе хотя бы раз такой вопрос: за что? За что расстреляли или посадили этих людей? За то, что они умели деньги делать? Так ведь для этого нужна хорошая голова, особенно в наших условиях. Лично я уважаю этих людей и восхищаюсь ими. Представь себе, что они родились бы в капиталистической стране. Это были бы уважаемые люди, и никому в голову не при­шло бы считать их преступниками, как никто не считает преступниками Рокфеллера, Моргана, Ротшильда и мно­гих других миллионеров. Они занимают в государствен­ном аппарате ответственные посты, определяют мировую политику. Раз у нас существует принцип материальной заинтересованности, то почему же талантливым людям нельзя обогащаться? Если я умею делать деньги, то не мешайте мне. Я ведь не ворую, не убиваю. Ну что тут было преступного с этими облигациями? Я скупал их у своих клиентов. Да они даром мне отдавали их. Ну что может выиграть человек на облигации стоимостью в две-три тысячи на старые деньги? А когда их у меня собра­лось на сотни тысяч, процент вероятности выигрыша, естественно, увеличился. Государство от этого постра­дало? Нет! Что я один выиграл на эти облигации, что тысяча человек. Люди, которые продали мне свои облигации, пострадали? Тоже нет! Они получили наличными тогда, когда им нужны были деньги. Как говорится, луч­ше синицу в руки, чем журавля в небе. За что же я тогда пострадал?

На это Сергей ответил:

 — У меня такое впечатление, что для вас не было ни революции, ни советской власти. Просто в голове не укладывается, что вы, советский человек, хотите жить по волчьим законам капитализма.

— Я хочу жить хорошо, и советская власть не запре­щает это людям. По-моему, наоборот, она заинтересова­на в том, чтобы все жили хорошо.

— Но не за счет других.

— Я ни к кому в карман не забираюсь.

— Но ведь это нечестно, пользуясь невежеством не­которых людей, выкачивать из них деньги!

— Мир всегда делился на умных и дураков. И ду­раки всегда тащили свои деньги умным, которые умели ими распорядиться на благо прогресса и цивилизации.

Вот тогда Сергей и сказал Николаю Борисовичу, что они совершенно разные люди и никогда не поймут друг друга. Спорить с ним и что-то доказывать было беспо­лезным делом. Честно говоря, Сергей впервые в жизни столкнулся с таким откровенным и убежденным хищни­ком. И даже растерялся. Для Земельского нет ничего святого, кроме денег. Никаких светлых идеалов. Деньги и деньги, как для пьяницы водка. Много разных хапуг, жуликов, любителей запустить руку в государственный карман повидал в своей журналистской практике Сергей, но вот с таким типом повстречался впервые. Все те ха­пуги и жулики, пойманные за руку, сознавали свое ни­чтожество и вину перед людьми и законом. У них не было никаких теорий и убеждений. Раз сошло с рук — попро­бую второй, и так до разоблачения. А потом покаянные слезы, битье себя кулаками в грудь и клятвы начать но­вую, честную жизнь. Эти люди сознавали, что они зани­маются нечестными делами, и готовы были к расплате за это. Земельский не считал накопительство нечестным и недостойным занятием. Наоборот, он возмущался государственным строем, при котором это дело считалось преступлением.

Позже Сергей понял, что они с тестем не только раз­ные люди — это было бы слишком мягко сказано, — ме­жду ними непреодолимая пропасть. Их разделяет все: идеалы, взгляды на жизнь, сама жизнь. Из разных миров они, и просто удивительно, почему оказались под од­ной крышей. Но все это он понял гораздо позже, а тогда, в Андижане, лишь изумлялся тестю.

И Лиля в этом доме стала какая-то другая, неузнавае­мая. Очень часто надолго исчезала из дома, бросив Сер­гею на ходу: «Я к подруге!» С матерью на кухне о чем-то шушукались. Стоило появиться Сергею, как обе сразу умолкали. И еще новое: Лиля стала отводить свой взгляд, когда Сергей смотрел на нее. Когда приходил с работы отец, она вообще старалась не разговаривать с мужем.

Сергей часами возился с сыном. Учил его плавать в хаузе, гонять голубей, сажал его верхом на Джека и во­зил по саду. Сын засыпал его вопросами, на которые Сер­гей охотно отвечал, поражаясь детской любознательно­сти. Юрку интересовало все на свете: почему гусеница зеленая, откуда берутся листья на дереве, почему кошка ест воробьев, сколько виноградин можно зараз съесть. И так без конца. Случалось, что Сергей с позором убе­гал от него: на такой жаре голова отказывалась рабо­тать.

Ночью под марлевым пологом, когда Сергей и Лиля наконец оставались наедине, он пытался поговорить с ней начистоту, но стоило лишь завести разговор про ее отца, как она замыкалась и не отвечала. А когда разо­злившийся Сергей повышал голос и начинал возмущать­ся, поворачивалась к нему спиной и шептала: «Не мо­жешь потише? Папа услышит!»