Услышать тебя...

У нового здания автостанции выстроились в ряд за­лепленные до самой крыши мокрым грязным снегом большие разноцветные автобусы. В стороне шофер такси заменял на «Волге» спустившее колесо. Звякал о металл ключ, из машины доносилась негромкая музыка. Сергей поставил на скамейку свой объемистый дорожный порт­фель, сел рядом и, закурив, прислушался: оркестр ис­полнял симфонию Калинникова. В редакцию идти не хотелось. Домой тоже. Сергей возвратился из командировки на три дня раньше. Очерк о лесорубах он написал в гостинице, и теперь потянуло поработать над романом. Жена окончательно в Сергее разуверилась, особенно после того, как повесть возвра­тили из журнала. Повесть пусть полежит, до нее еще дойдет очередь. Вечерами, усаживаясь дома за пись­менный стол, Сергей чувствовал себя в чем-то виноватым. Жена метала на него недовольные взгляды, гремела в кухне посудой, пока он не предлагал ей сходить к знако­мым или в кино. Хлопнув дверью, она уходила. Но слу­чалось, что, даже оставшись один, Сергей уже не мог работать. Подолгу сидел за письменным столом, рас­строенный, и размышлял: «А может быть, она и права? Зря теряю время? Бывают же на свете графоманы. Пи­шут и пишут... в «семейный альбом!» Нет, он чувство­вал, что роман получается. Иногда чувствовал, а чаще всего оставался недоволен написанным, рвал страницы, и снова садился за стол. Куда и кому предложить свою рукопись, он не задумывался, да это его и не волновало. Его увлекала сама работа. То, что ему вечером нрави­лось, на другой день вызывало отвращение, и он безжа­лостно уничтожал написанное и снова все переписывал. Он не торопился, ни на что не надеялся. Просто знал, что, если не будет писать, вся его жизнь потеряет смысл. И это невозможно было объяснить Лиле, она не понимала его и, главное, не хотела понять.

Сергей бросил в лужу окурок, поднялся, взял порт­фель и пошел к автобусу. Домой он сейчас не пойдёт. У него в кармане ключ от квартиры Лены Звёздочкиной. Он как-то пожаловался, что не может дома работать, и Лена, отцепив от металлического колечка запасной ключ, тут же вручила ему.

— Приходи в любое время, — сказала она. — И ра­ботай.

До сегодняшнего дня Сергей еще ни разу не восполь­зовался этим ключом, хотя и бывал у Лены часто. Он звонил ей, сообщал, в какое время придет. Сейчас часы показывали половину первого. Лена вернется с работы в шесть. У него почти пять часов в запасе!

Сергей поднялся на третий этаж, вставил ключ в за­мочную скважину и повернул. Скрипнув, дверь отвори­лась. Знакомый обжитой запах ее дома. Это была ма­логабаритная однокомнатная квартира. В комнате лишь широкая тахта, низкий полированный стол, два кресла и шесть книжных секций. На полу огромный, почти во всю комнату, пушистый ковер. Лена говорила, что это свадебный подарок родителей. На стене две картины, литографии Модильяни, Ренуара, Ван-Гога. Лена увле­калась французской графикой и живописью. В одной из секций у нее были собраны книги по искусству. Она сама немного рисовала, но серьёзно к этому не относилась. Все её рисунки углём и фломастером лежали в большой запыленной папке под тахтой.

Из высокой хрустальной вазы торчали несколько ка­мышовых метелок.

Он снял куртку, пододвинул к столу легкое кресло и вытащил из портфеля бумаги. С некоторых пор он возил рукопись с собой и, когда представлялась возможность, работал. Он научился отключаться от окружающего мира и ничего не замечать вокруг: ни людских голосов, ни шума машин, ни грохочущего динамика над головой. Эта способность отключаться имела и свои отрицатель­ные стороны — Сергей забывался настолько, что опазды­вал на поезд, проезжал мимо своей станции. Иногда нужно было несколько раз окликнуть его, чтобы он на­конец услышал.

За окном шумели машины, негромко дребезжал хо­лодильник на кухне, потом все посторонние звуки куда-то отступили, стерлись. Он даже не услышал, когда щёлк­нул замок в двери и пришла Лена. Поставив на стол сумку с продуктами, она сняла пальто, сапожки и вошла в комнату. Секунду с улыбкой смотрела на него. Сер­гей, откинувшись в кресле, уставился в одну точку на стене. Вокруг него на темном ковре валялись исписанные вдоль и поперек, исчирканные листы. В пепельнице гора окурков. Запах табака она почувствовала еще в прихо­жей.

— Здравствуй, Серёжа, — сказала она.

Он вскочил, чуть не опрокинув кресло, и она видела, как плеснулась радость в его вмиг преобразившихся, по­светлевших глазах. Наступая на листы своей рукописи, подошел к ней, крепко обнял и поцеловал.

— Я вечность ждал тебя, — сказал он.