— Мы и так вместе. Ты приходишь ко мне, когда захочешь. Не стриги бровями. Я всегда рада тебе, и ты это отлично знаешь, но быть твоей женой я еще не готова. Понимаешь, Серёжа, у меня нет уверенности, в отличие от тебя, что ты моя судьба. И не злись, пожалуйста. Я сама тебе скажу, когда... когда я почувствую это. — Она с мольбой посмотрела на него. — И давай больше не будем на эту тему говорить. Я очень прошу тебя, Серёжа!
Он прижал её к себе, стал целовать в эти огромные, неумолимые глаза, в губы, волосы... От неё пахло влажным ветром и горьковатой липовой корой. Весна...
— Ты думаешь сейчас не обо мне, — мягко, но настойчиво высвобождаясь, сказала Лена. — Мечтаешь о весне, тебе хочется на озеро.
— Это здорово, что ты читаешь мои мысли, — заметил Сергей. — Так бывает лишь у близких людей.
— Я-то читаю, а ты?
И снова в ее тоне что-то насторожило Сергея. Если ему хотелось сегодня быть как можно ближе к Лене, то она делала всё, чтобы держать его на расстоянии.
Что это, борьба за свою независимость? Или что-то другое? Сергей гнал прочь от себя эти мысли. Ему нужна Лена, и ничто не должно омрачать их жизнь. А Сергей верил, что у него начинается новая прекрасная жизнь с женщиной, которую он любит. Он верил, что все у них будет хорошо и Лена станет его женой. Иначе и быть не может. А то, что она не кричит от радости «ура!», говорит о её серьёзности, гордости, достоинстве. Лиля сразу заговорила о замужестве, а что из этого получилось?
Сергей сообщил Лене о стычке с Дадоновым. Она знала этот рассказ и тоже считала «Голубого оленя» самым удачным в альманахе. Из-под полуприкрытых век Сергей наблюдал за ней. Хотя он виду и не подавал, ему было очень важно, что скажет Лена. Что сказала бы Лиля, он прекрасно знал. «Дурак ты, Серёжка! Нашёл, с кем осложнять отношения. С самим редактором! Плюнь ты на этот рассказ и предложи что-нибудь другое. Лучше свое. Мало у тебя написано?» Вот что сказала бы Лиля.
Лена встала и, подойдя к кухонному столу, налила в чашку молока, накрошила булки. Поставила у раковины перед Дружком, которого два дня назад Сергей привёл познакомиться. В новой квартире Дружка вообще было не видно. Он даже не лаял, когда Сергей приходил. Стеснялся. Наверное, привыкал к Лене. Дружок степенно подошел к чашке и стал лакать, выхватывая из молока размокшие куски булки. Длинный хвост его равномерно покачивался. К Лене он относился сдержанно, особенной ласки не проявлял, а когда видел, что Сергей целует молодую женщину, вставал и уходил на кухню или в прихожую. Помнится, Лилю он встретил восторженно. Может быть, в отличие от своего хозяина, он стал более недоверчив к женщинам? Глядя на Дружка, Лена спросила:
— Я не поняла, рассказ пойдет или нет?
— Дадонов — ответственный редактор альманаха.
— Зачем ты меня разыгрываешь? — сказала Лена. — Ведь если бы Дадонов действительно снял рассказ, ты и минуты больше не занимался бы альманахом.
— Из-за какого-то рассказа стоило ли мне ссориться с ним?
— Из-за какого-то? — взглянула она на него. — О чем ты говоришь?
— По-твоему, я должен отказаться редактировать альманах?
Склонившись над раковиной, Лена стала мыть посуду. Она стояла спиной к Сергею, и он не видел её лица. Острые локти с коричневыми кружочками на сгибе быстро двигались. Лилась горячая вода, металлическая щетка противно царапала сковороду. Дружок, вылизывая чашку, постепенно двигал ее к стене. Чашка елозила по полу, издавая тоже противный царапающий звук.
— Почему ты молчишь? — спросил Сергей.
— Я тебе все сказала, — пожала плечами Лена. Она сняла с крючка полотенце и стала вытирать посуду.
— В общем-то, все это ерунда, — помолчав, сказал Сергей. — Дадонов мужик умный, и рассказ пойдет. Дело в другом: понимаешь, я вдруг засомневался, как мне поступить, если Дадонов зарубит рассказ. Зная, что я тысячу раз прав и если соглашусь с Дадоновым, то это будет предательством по отношению к Игорю... и не только к Игорю, а и к самому себе... я все-таки на какой-то миг заколебался. С чего бы это? Откуда во мне вдруг появилась этакая, я бы сказал, рабски покорная струнка?
— Ты ведь отстоял рассказ?
— Все это так, — Сергей вскочил со стула, прошелся по маленькой кухне. — Я это могу объяснить вот чем: дела у меня сейчас обстоят неплохо, пишу новый роман, со мной рядом самая красивая женщина на свете, — Сергей нагнулся и поцеловал Лену в шею. — И вот появляется в человеке довольство жизнью, собой. Хочется, чтобы и дальше так продолжалось, чтобы не было больше никаких треволнений, обострений, ссор.
— Взрослеешь, наверное, — улыбнулась Лена. — Становишься обывателем.
— Человеку хочется жить спокойно — ты меня не трогай, и я тебя не трону, — не обращая внимания на ее слова, продолжал Сергей. — Может быть, вот как раз с этого момента и начинается загнивание человека? Превращение его, как ты говоришь, в обывателя?