Вот она, сельская идиллия! Он ещё никого и в глаза не видел, а про него уже всё известно.
— Вот что, уважаемая... — сказал Сергей.
— Меня зовут Лизой, — вставила женщина. — Я с хутора. Наша изба крайняя от бора. Я там с матерью и дочкой живу. Прямо под окном берёза со скворечником. Ежели вам молока надо, яичек или постирать что, так вы забегайте. Громов, ну, что до вас тут был инспектором, он завсегда бывал у нас.
— Я вас прошу, Лиза, — сказал Сергей, — обходитесь как-нибудь без сетки.
— Да что вы все про сетку! Добро бы справная была. Коли она вам глаза мозолит, я её выброшу.
— А впрочем, как хотите, — сказал Сергей, подумав про себя, что никакой из него, к чёрту, инспектор не получится.
Когда он отвернулся к мотору, собираясь отчаливать, женщина рассмеялась и сказала:
— Чего это вы такой сердитый? Если из-за сетки, ей-богу, на чердак заброшу.
Сергей дёрнул за шнур, и мотор, на его счастье, завёлся с первого оборота. «Казанка» рванулась вперёд. Сергей, не ожидавший такой лихости, вывернул румпель и прошёл совсем близко от деревянной лодки. Женщина что-то говорила, Сергей видел её тёмные глаза, сверкающие зубы, но ничего не слышал. Оглянувшись, увидел, как высокая волна, поднятая «Казанкой», колыхнула вверх-вниз деревянную лодку. Вырвавшийся из-за облаков луч ярко блеснул в глаза, заставив зажмуриться.
Он направил лодку к берегу. В ушах всё ещё звучал мягкий грудной смех Лизы — его ближайшей соседки с хутора.
13
Второй день гостил у Сергея Николай Бутрехин. Он прикатил на мотоцикле в воскресенье ночью, сразу после спектакля. Сергей проснулся от оглушительного грохота в дверь. По тому, как с радостным повизгиванием лаял Дружок, сообразил, что приехал кто-то знакомый.
В тёмных сенях Николай облапил его и загремел:
— И не боишься ты тут один жить? А если разбойники нападут? Или эти, как их... браконьеры? Дом спалят вместе с тобой, и не проснешься. Стучу, стучу, а он как труп!
В эту ночь они так и не заснули. Приезд друга обрадовал Сергея. Не виделись они месяца два. Николай мотался с творческой бригадой по области. Выступали в колхозных клубах, домах культуры. В общем, Николай Бутрехин стал настоящим артистом и теперь играл на сцене не только дремучих стариков, а и характерных героев. Впрочем, о себе много рассказывать он не любил, но было ясно, что дела его идут неплохо и работой он доволен.
Николай рассказал, что в Опочке его поселили в номере со следователем, который занимался расследованием этого самого дела об изнасиловании. Дело-то пришлось закрыть, так как не нашли преступников. Да и эту девушку, на которую было совершено нападение, тоже не смогли разыскать.
Всё это Сергей и сам знал. Следователь, молодой энергичный парень, несколько раз приходил в больницу, но что ему мог сообщить Сергей? Была ночь, и он даже лиц как следует не рассмотрел. Если бы и встретил девчонку на улице, ни за что бы не узнал. Следователь сказал, что никто в милицию не обращался. И единственная вещественная улика — новые лакированные лодочки — до сих пор находится у него. То, что девчонка не заявила в милицию, в общем-то, понятно: испуг, боязнь огласки. Вполне возможно, что она и родителям ничего не рассказала. Вот из-за таких дурочек и гуляют опасные преступники на свободе.
В первые дни, выйдя из больницы, Сергей внимательно вглядывался в лица прохожих. Ему казалось, что он непременно узнает кого-нибудь из этой шайки или хотя бы девчонку, из-за которой чуть было не отправился на тот свет. Потом эта уверенность прошла, и Сергей понемногу вообще стал забывать об этой кошмарной ночи. Правда, ножевая рана в правом боку иногда напоминала об этом. А потом и рана затянулась и перестала ныть, хотя врач и предупредил, что эта отметина останется на всю жизнь.
— Ясноглазая Лена навещает? — спросил Николай.
Он лежал на жёстких нарах, накрывшись серым одеялом, а Сергей — на раскладушке.
Уже занимался рассвет, и на потолке вспыхивал и гас отблеск далекой зарницы. За окошком в молочном тумане стояли сосны. Какая-то ночная птица несколько раз облетела дом — был слышен лёгкий свист больших крыльев — и опустилась на крышу. Поскребла когтями дранку, гортанно крикнула и улетела.
Два раза Сергей ездил в ближайшее почтовое отделение и звонил Лене. Ему сказали, что она ещё не вернулась из командировки. Мысли с Лены перескочили на Лилю. Вспомнилась далёкая картина: он и Лиля на кухне. Жарко натоплено, клубы мокрого пара, эмалированная ванна на табуретке, а в ванне сын Юра. Сергей бережно поддерживает мягкую тёплую головку, а Лиля, плавно двигая обнажёнными полными руками, намыливает порозовевшее тело сына зелёной резиновой мочалкой.
Где она сейчас? Хотелось думать, что она страдает, терзается, скучает по нему, Сергею, и мечтает возвратиться и попробовать начать все сначала. А что, если она действительно вернется?
— К черту! — вырвалось у него вслух. — Лучше утопиться.
Николай зашевелился и приподнял голову. Окно розово пылало. Вот-вот должно взойти солнце. Туман немного рассеялся, поднялся выше. Теперь он доставал до нижних ветвей сосен.