Ветер гнал над озером облака, волны становились круче и с тяжелым всплеском ударяли в киль. Мелкие брызги летели в лицо. Обе лодки с рыбаками снялись с якоря и поспешили к берегу. Густая выпуклая синева вспучилась над островом. Хотя ветер и дул в обратную сторону, туча разрасталась. У самой кромки воды она была мрачного свинцового цвета, а выше меняла оттенки от нежно-синего до бледно-зелёного.
Вытаскивая лодку на берег, Сергей испытал какое-то смутное беспокойство. Эта способность чувствовать опасность пришла к нему после ножевой раны. Что-то неуловимо вдруг изменилось. Не прибежал встречать Дружок. Ещё не было случая, чтобы он, издалека услышав шум моторной лодки, не лаял и не ждал у самой кромки воды. Иногда даже пускался навстречу вплавь. Неужели спит под соснами?
Верный Дружок не спал. Волоча перебитую ногу, он с трудом подковылял и, задрав умную морду, тоскливо уставился на хозяина. Забывшись, коснулся безвольно болтающейся лапой земли и, взвизгнув, неловко улёгся у ног. Голову положил на передние лапы. Перебита была правая нога. Сергей осторожно ощупал её: кость сломана пополам.
— Кто тебя так, Дружок? — с тревогой спросил Сергей.
Пес взглянул ему в глаза и поелозил по земле хвостом.
Сергей бросился к дому и тут, у крыльца, увидел здоровенную палку, которой, по-видимому, ударили Дружка. На ступеньках капли крови. Щеколда и щепка, засунутая в скобу, на месте. В дом никто не входил. Видно, Дружок стоял насмерть. Озираясь с крыльца, Сергей наткнулся взглядом на «Москвич». Машина стояла на прежнем месте, и всё же что-то с ней произошло. Не так она стояла, как обычно, вроде бы пониже ростом стала. Сергей подошел ближе и всё понял: четыре ската были грубо проколоты ножом. Обода расплющили серые покрышки, выпиравшие из-под них толстыми некрасивыми складками. На капоте трепещет на ветру бумажка, придавленная обломком кирпича. Сергей отшвырнул кирпич и прочитал нацарапанные печатными буквами каракули: «Не трожь нашу снасть, не то твою телегу спалим!»
И всё, больше ни слова. Коротко и ясно. Вот они, первые ощутимые плоды его деятельности на новом поприще. Покрышки и камеры нужно снимать и отдавать вулканизировать. А вернее, всего, выбросить. Разрезан корд, и тут никакая вулканизация не поможет.
Когда же они успели? Наверное, как увидели, что он зацепил перемёт, — и сразу сюда. Показали, значит, ребята зубы. Вологжанин толковал, что надо как-нибудь в город приехать и получить оружие. На этом участке инспектору положен пистолет. Правда, применять его можно лишь в самых критических случаях. И один бог знает, когда наступает этот критический случай. Браконьеры предпочитают расправляться с инспектором из-за угла.
Сергей услышал жалобный лай, вернее повизгивание, и обернулся: нахальные воробьи облепили чашку с похлебкой и, не обращая внимание на собаку, азартно клевали из неё. Дружок попытался встать, но из этого ничего не получилось, и он с ворчанием снова улегся. Сергей шуганул воробьев и поставил чашку перед носом собаки. Дружок, даже не взглянув на неё, посмотрел долгим немигающим взглядом в глаза хозяина. И взгляд его был виноватый и вместе с тем требовательный. Собаке было больно, и она просила помощи.
Сергей опустился на корточки и, погрузив руку в густую собачью шерсть, задумался. Вот уже который раз в своей жизни он сталкивался с человеческой подлостью, жестокостью, предательством. Какой отвратительный осадок остается в душе от каждой такой встречи, будь то измена жены, предательство Лобанова или вот это варварство браконьеров.
Небо за островом наливалось густой синевой, набухало, грозило вот-вот прорваться молниями и громом. Ветер изменился, и теперь волны с тяжёлым шумом набегали на покатый берег, слизывая и заново принося чистый коричневый песок и ракушки. Над головой уже давно монотонно шумели сосны, пощёлкивала на крыше серая дранка, посвистывало в квадратном чердачном окошке. Одна половина неба над разбушевавшимся озером была мрачной и грозовой, вторая же, над сосновым бугром и хутором, безмятежно голубела, заливая холмы и овраги тёплым солнцем.
Сергей спустился к воде и вытащил лодку подальше на берег. Под резиновым сапогом хрустнула пустая раковина. Пенистая волна, расплющившаяся на мокром песке, облизала подошвы, оставив на сапоге клочок пены, и мягко откатилась назад, увлекая за собой песчинки, которые негромко и мелодично зашуршали.
Вернувшись, Сергей осторожно, как ребенка, взял собаку на руки и зашагал по тропинке в деревню Елизаветинку, скрывшуюся за холмистым ярко-жёлтым пшеничным полем.