Сергей поставил таз на скамью и озадаченно потёр переносицу. Сердце его то ли от пара, то ли от чего другого толчками заходило в груди. Напряжённо вслушиваясь, он смотрел на дверь. Теперь ему совсем не хотелось, чтобы Лиза ушла, но выскочить в предбанник и позвать её не решался. Как-то странно всё получается: когда женщина стесняется, мужчина настойчив и уверен в себе, а тут, выходит, они поменялись ролями? Может быть, в другом месте и в другое время всё, что тут происходит, показалось бы Сергею диким и фантастичным, но только не сейчас. Всё, что ни делала Лиза, было естественным, нормальным. И если молодая женщина приходит к мужчине в баню и предлагает потереть ему спину, значит, так надо. И, наверное, такое может произойти только далеко от города, на берегу большого озера, в бане, которая стоит на отшибе. Но почему же тогда Сергей мучительно прислушивается к шороху за дверью, а не отворит её и не позовет Лизу? Все его размышления о великом зле, которое приносят роду человеческому женщины, полетели к чёрту. Где теперь его гордость и пренебрежение ко всем женщинам мира? Почему же он сидит в жаркой бане и, забыв про мыло и мочалку, с замирающим сердцем ждет, не придет ли сюда Лиза?
Долго сидел Сергей на скамье и смотрел на дверь. Лиза так и не пришла. Пар потихоньку уходил в замутневшее окошко, в широкую щель под дверью. Негромко потрескивали остывающие камни. Чуть не зацепив головой фонарь, Сергей шагнул к порогу и распахнул дверь: в предбаннике никого не было. В открытую настежь дверь через порог перешагнул неширокий лунный луч и разлегся на усыпанном сухими березовыми листьями полу. В притолоку с лёту ударился невидимый жук и, упав на землю, зашуршал в траве. Низко, над самой крышей, просвистели крыльями утки и тут же одна за другой плюхнулись в воду где-то совсем рядом.
Закрыв дверь, Сергей поставил таз ребром на низкий подоконник так, чтобы он дном закрыл окошко, и подбросил в каменку несколько ковшиков горячей воды. Когда пар взвился к потолку и дышать стало трудно, улёгся на полок и с остервенением принялся нахлёстывать себя веником,
2
Проплывая мимо острова, где две недели назад обнаружил перемёт, Сергей заглушил мотор, снова опустил за корму «кошку» и стал медленно грести. И почти на том же самом месте заарканил новенький перемёт с несметным количеством крючков. Поставлен он был, очевидно, с вечера, потому что пойманная рыба была ещё живая. Осторожно снимая с крючков судаков, лещей и угрей и выпуская их на волю, Сергей не мог избавиться от ощущения, что за ним, как и в прошлый раз, наблюдают. Но сколько он ни вертел головой, всматриваясь в прибрежные кусты, никого не заметил. Берег, как и всегда в этот ранний час, был пустынным. Над озером гулял ветер, воду рябило. Вдалеке чернели две лодки. Это отдыхающие из «Голубых озер» пожаловали сюда на моторках. Одна лодка стояла на якоре, и было видно, как две человеческие фигурки изредка взмахивают удочками. Со второй лодки бросали спиннинг.
Живую, не пораненную рыбу Сергей метил и выпускал обратно в озеро, погибшую бросал на дно лодки. Больше всего попалось судаков. По-видимому, здесь был ход рыбы, раз браконьеры опять поставили перемёт на старое место. Судаков, щук, лещей было легко снимать с крючка, а вот угри заглатывали наживку так глубоко, что, не искалечив рыбину, вытащить крючок было невозможно. И потом, змеевидные угри были скользкими, подвижными. Пока вытаскиваешь крючок, весь слизью измажешься. Угри были живучими тварями, и поэтому Сергей выпускал на волю даже пораненных. По его подсчётам, на перемёте сидело не меньше трех пудов рыбы. Зачем им столько? Ненависть к браконьерам переполняла его. Готовы вычерпать всё озеро? Давятся они этой рыбой, что ли? На базаре не продашь — инспекция накроет. Куда же они её тогда сбывают? Сейчас лето. К вечеру снулая рыба начнёт портиться. Вряд ли они успели бы реализовать весь улов. Пока ночью сняли бы с крючков, пока довезли до города — холодильника-то у них с собой нет, — рыба испортилась бы, а тухлую не продашь. Вот и выходит, что большая часть улова будет выброшена. Ни себе, ни людям.
В мрачном настроении возвращался Сергей домой. Килограммов двадцать ценной рыбы погибло, и он сдал её под расписку на рыбзавод, который находился на другом конце озера. Пару крупных угрей оставил для Лизы. Он пытался дать ей деньги за молоко, но она не взяла. Может, рыбу возьмёт.
За дальним островом густо синело, но ветер дул в противоположную сторону, и можно было не опасаться шторма. В бурю с Большим Иваном шутки плохи! Как только на вздымающихся волнах закипят белые гребешки, немедленно греби к берегу или к острову. Разбушевавшееся озеро в два счета может подхватить, закружить и опрокинуть моторку. Такие случаи бывали, и не один незадачливый рыбак нашёл свою смерть на дне озера.