Услышать тебя...

Вспомнив, как его пальцы прикасались к ее телу, Наташа, передернувшись от отвращения, быстро сбро­сила с себя одежду и, раздвигая руками скрипучий тро­стник и камыши, вошла в неподвижную воду с разбрызганными по всей её зеркальной поверхности звёздами.

Она ещё никогда не плавала одна ночью в озере. Прямо перед ней выстлал на сверкающей глади свою туманную дорожку Млечный Путь. Во взбаламученной её руками и ногами воде закачались, мерцая, звёзды. Они падали на дно, а потом снова поднимались. Вода каза­лась молочно-теплой, она легко обволакивала тело, стру­илась между ног, под мышками, целовала в губы. И кру­гом одна вода. Берег остался где-то позади и казался далёким, как конец света. А впереди округло вырисовы­вался высокий зелёный остров с густо-чёрной тенью у бе­рега. Листья на деревьях нежно серебрились. Остров притягивал к себе, манил. Наташа знала, что до него далеко и нужно поворачивать обратно. Знала и плыла вперёд. Было жутковато и вместе с тем приятно. Иногда она переворачивалась на спину и отдыхала, едва шевеля руками и ногами. И тогда звёздное небо притягивало, за­чаровывало. Хотелось смотреть и смотреть на него до бесконечности, Она даже не заметила, как стала погру­жаться, и, лишь глотнув воды, перевернулась и поплыла дальше. К острову.

Силы покидали её, когда она наконец добралась до острова. Уцепившись за тростник, долго не могла отды­шаться. Не было сил даже выбраться на берег. Послед­нюю сотню метров она плыла в каком-то полузабытьи. Теряла из виду остров, кружилась на одном месте. Звез­ды плясали на небе, Млечный Путь струился меж них, все убыстряя свой бег. Такая ласковая и тёплая вода вдруг стала тяжёлой и неприветливой. Она настойчиво тянула вниз, в глубину...

Пришли мысли о смерти. И совсем не отвлечённые. Закрыть глаза, перестать двигать руками, ногами и медленно погрузиться в эту непроницаемую пучину. Она представила себя на чёрном илистом дне. Огромные ры­бины, шевеля плавниками, будут проплывать над ней, тусклый зеленоватый свет, наверное, в яркий солнечный день доберётся до нее. А потом по озеру будут плавать лодки и люди баграми станут шарить по дну.

Она перевернулась на спину и увидела опрокинув­шееся над ней звёздное небо. Небо было глубоким и тоже притягивало к себе. Странно было ощущать огромное пульсирующее небо под собой и над собой. Может быть, опускаясь на дно, она одновременно поднимается к звёз­дам?

Выбравшись на берег, Наташа прислонилась спиной к шелковистому берёзовому стволу и закрыла глаза. В ушах гудело, кровь ходила по телу толчками, руки и ноги налились свинцом. Ничто бы сейчас не сдвинуло её с места. И только теперь она почувствовала холод. Сначала вскочили пупырышки, затем между лопатками обожгло ознобом, а через несколько минут её трясло, как в лихорадке.

На рассвете Сергей нашел её, искусанную комарами и окоченевшую от утреннего холода, под берёзой. Она сидела всё в той же позе с широко открытыми глазами. Прямо из лодки шагнул он в глубокую воду и пошёл к ней. В глазах его боль и мука, а лицо такое, будто он состарился на десять лет. Он сорвал с себя куртку, ста­щил рубашку, майку и всё это натянул на неё. Поколебавшись, снял брюки и, как маленькой, просунул её длин­ные холодные ноги в брючины. Сама она не смогла бы надеть. Ей было покойно и уютно в его руках, глаза сли­пались, посиневшие губы дрожали.

— Как ты меня напугала, Наташка, — чужим, изме­нившимся голосом сказал он. — Разве так можно?

— Я знала, что ты придёшь, — прошептала она и, не удержавшись, всхлипнула.

Бережно он поднял её и понес к лодке. Плечо у него залито йодом и заклеено пластырем. Посадил на корму, раздел, безжалостно, докрасна растер майкой её грудь, спину, затем снова одел во всё своё, а курткой укутал ноги. Дружок облизал ей руки, лицо.

— Я знала, что ты придёшь, — повторила она, с тру­дом разлепляя сомкнутые ресницы. — Я всё время звала тебя.

— Я слышал, — ответил он.

Из-за колючей щетины леса вымахал ослепитель­ный луч и располосовал затянутое редким туманом озеро пополам.

— А Блохин там? — стуча зубами, говорила она. — Я не хочу его видеть.

— Ну и подонок! — с угрозой в голосе проговорил Сергей. — Так это, значит, он?!

— За что он так ненавидит тебя?

— Не знаю, — помолчав, ответил Сергей. — Кажется, не за что.

— Ты удрал из больницы? Да? — спрашивала она.

— Ты ведь позвала меня, — впервые в это утро улыб­нулся он.

— Это хорошо, что ты приехал, — сказала она. — Мне было очень холодно и плохо.

— Смотри не заболей.

— Ты будешь меня лечить, ладно? — засыпая, го­ворила она.

Голова её с прижмуренными глазами склонилась ему на грудь. Он гладил её холодные слипшиеся волосы, го­ворил, как ребенку, какие-то ласковые слова, но она уже ничего не слышала: глаза её закрылись, дыхание стало ровным, спокойным. Наташа согрелась и заснула. Ино­гда она вздрагивала, руки её начинали что-то искать, и, глубоко, со всхлипом вздохнув, как обиженный ребёнок, снова затихала.