Усман Юсупов

Бывал он и в родных краях. Прежде всего по долгу службы. В феврале 1953 года участвовал в работе XI курултая хлопкоробов, вскоре же, всего два месяца спустя, вернулся в Узбекистан навсегда. Умер Сталин, сразу же, едва ли не в день похорон, было объявлено о реорганизации государственного аппарата. Министерство хлопководства СССР было упразднено. Усман Юсупович Юсупов был назначен Председателем Совета Министров Узбекской ССР.

Из многих эпизодов, относящихся к тому времени, когда Юсупов был министром СССР, следует все же отобрать один. Он и способствует обрисовке облика Юсупова, и в то же время присутствует в нем обстоятельство, которое когда-то назвали бы знамением. На заседании бюро ЦК КП Узбекистана были намерены отстранить от работы директора совхоза «Баяут-4». То было не просто отстающее, а самое гиблое хозяйство в республике, расположенное в стороне от всех дорог, на просоленных до белизны землях Голодной степи. Придет время рассказать в этой книге подробнее о «Баяуте-4». Сейчас же надо заметить, что Юсупов единственный вступился за директора, в конец убитого переживаниями. Он сказал:

— Поедем в совхоз, поглядим, что и как, потом решим. Отправился туда вместе с Шамедом Чакаевичем Айтметовым, заместителем министра хлопководства Узбекской ССР. Они увидели этот совхоз: ни единого дома в поселке. Рабочие жили в землянках, директор — в палатке.

— Он людей знает, два года работал, себя не жалел, — говорил о директоре Айтметов, — но вы же сами видите, какие у него условия.

Юсупов видел не только быт, но и поля, о которых только и сказал:

— Больные все как есть. Тут не поправлять надо дела, а начать и кончить, — посмотрел на директора, хлопнул по плечу: — Нос не вешай! Работать надо, и все будет в порядке, — повернулся к Айтметову, тот по разнарядке ЦК шефствовал над «Баяутом-4», и пошутил: — Не справишься, снимем товарища Айтметова с замминистра, назначим сюда директором.

«Как в воду глядел», — говорят в таких случаях. Только назначили вскоре директором захудалого «Баяута-4» не Айтметова, а самого Юсупова.

9 ПОСЛЕДНЯЯ ВЫСОТА

Убеждения не были для него догматом, тем паче привычкой. Они были глубоко осознанной основой нравственной ответственности перед обществом — чувства, владевшего Юсуповым на протяжении всей жизни его. (Он говорил: «перед народом, перед людьми».) Если обречен на провал актер, который, но известному выражению Станиславского, любит себя в театре, а не театр в себе, то тем более приговорен к неудачам при жизни и, мягко выражаясь, к быстрому забвению после смерти государственный деятель, который любит и видит в политике только себя. (Впрочем, не исключено, что о нем и вспомнят, но, увы, вовсе не так и не в тех выражениях, восхищенных и благодарных, на которые он рассчитывал.)

Не будем уходить от точных определений, как ни неприятны они сами по себе. Наивно и нечестна было бы утверждать, что для деятеля масштаба Юсупова, опыта Юсупова, заслуг Юсупова, нерастраченных возможностей Юсупова, в конце концов таланта Юсупова отстранение его от должности Председателя Совета Министров и назначение директором заброшенного совхоза в Голодной степи было нормальным явленном, едва ли не благом. Да, то было бы падение, но только для иного человека, для такого, который, выражаясь без ненужной усложненности, сам себе дороже, нежели идея, коей он вызвался служить. История, в том числе новейшая, та, что на памяти даже у молодого читателя, знает подобные примеры, и он легко их отыщет сам.

Величие Юсупова, позволим себе впервые все-таки употребить эту оценку, состоит в том, что в самую тяжкую пору своей жизни он, пятидесятичетырехлетний, не очень здоровый человек, вызывает не жалость к себе, не сострадание, а еще большее уважение.

В декабре 1954 года — не просто холодный, а неприятный день: с серого неба низвергается снег не снег, дождь не дождь — противная слякоть. Она налепляется на шапку и кожанку Юсупова, мгновенно тает; холодная жижа стекает за ворот. Ко всему у него невыносимо болят зубы. Щеку раздуло. Он кутает ее шарфом, курит, чтоб заглушить сверлящую невыносимую боль. Мог бы сослаться на нее, поехать к врачу, но люди расцепили бы это как бегство. И, наглотавшись до головокружения пирамидона, он высидел все столь тяжкое для него заседание пленума ЦК, казавшееся ему не только из-за больных зубов мучительно нескончаемым. Больше всего разговоров было о ширине междурядий на хлопковых полях. Юсупову уже приходилось не раз выслушивать обвинение в консерватизме и в грехах более тяжких из-за того, что он не разделял взгляды некоторых работников о массовом переходе к узкорядной схеме возделывания хлопчатника. Юсупов по своему новаторскому характеру не отвергал начисто эту мысль. Он хорошо помнил совет старого своего собеседника Рихарда Рихардовича Шредера: «Число коробочек, созревающих к более раннему сроку, будет тем обильней, чем больше стеблей хлопчатника будем иметь на единицу площадей».