Читаем Усман Юсупов полностью

Они ушли и несколько дней не показывались. Боялись, что Юсупов позовет из Ташкента милицию. Он сам нашел Капитана в клубе (стыдно сказать: глиняная крыша на столбах, туда нет-нет приезжала передвижная киноустановка) и велел ему выходить с утра на работу.

Как хотелось бы продолжить эту линию в духе Макаренко, рассказать о том, как изменился хотя бы тот же Капитан, но случилось иначе: он попался вскоре на преступлении, правда, не в совхозе, а в поезде и исчез из поля зрения Юсупова. Но остались дружки его и многие с похожей судьбой и характерами. Они действительно стали иными; до сих пор трудятся в «Баяуте»; уже поседевшие дядьки не по принуждению поминают добрым словом Усмана Юсуповича.

И уголовники, и грязь, и темнота, и бескультурье, и жалкое жилье, в котором ютились целинники, были заметны с первого взгляда; усилии для осмысления здесь не требовалось: надо все менять, начиная с самого нуля. К тому же Юсупов был из тех, кому не требовалось больших усилий, чтобы понять нужды рабочих. Даже там, наверху, все сожалел о том, что попросту недосуг (желание было всегда) пройтись опять по той жизненной тропе, где топают кирзовые сапоги и пыльные ботинки. И вот довелось, и он вздохнул облегченно, поняв, что не оторвался, не ломал недорогую комедию, когда сидел с ними на вытертых паласах в сельских чайханах, лазил в котлованы на Большом Ферганском канале и в Каттакургане. Очень естественное для него сердечное движение побуждало прежде всего заняться бытом. Но тут уж сказался, ум и опыт государственного человека и теоретика. Он не желал строить на песке. Знал, все развалится вновь, если не заложить прежде всего основу, а было это, как всегда, производство.

В совхозе говорили, как в Москве или в Ташкенте: «Пошли в центр». В Баяуте это была сырцовая хибара из трех комнат — контора. К ней справа приткнулась будка вездесущего сапожника, а слева поставил свое фанерное сооружение парикмахер. Вот и все. В конторе Юсупов вот уж в буквальном смысле дневал и ночевал. Рядом, в пожарном сарае, жил плановик-экономист Василий Сергеевич Макаревич с женой Раисой Федоровной — учительницей. Обосновался Макарович в «Баяуте» всего лишь год назад, а до того нелегкая судьба мотала его, уроженца Калуги, по свету немало.

В семнадцать лет был в родных местах комсомольским активистом, работал в кооперации, в тридцать седьмом году занимал немалую должность — заместитель начальника управлении по снабжению в Московском облисполкоме, в самом начале войны был ранен в Эстонии. В возрасте уже под пятьдесят пришлось начинать новую главу своей жизни — в Узбекистане. Человек не из робких, не сетующий ни при каких обстоятельствах на судьбу, не чувствовал себя обойденным ею, хотя ему, который и в столице живал, куда как не показался поселок, отрезанный от мира. Сюда даже дороги не были проложены. Каждый топал или, редкое везение, добирался на попутной машине от Мирзачуля по нехоженой плоской степи как бог на душу положил — своим путем. Над болотами, поросшими камышами, зудели мириады комаров и москитов. В воскресенье Макаревичи разрешали себе удовольствие — ходили километра за четыре в соседний «Баяут-3» — пообедать в тамошней столовой.

С неудобствами он мирился, знал: не век будет так. Угнетала мысль о бесперспективности нового хозяйства. «Баяуту» были отведены огромные площади, однако они были больны: шло уже вторичное засоление. Соль разъедала почву. Чего уж больше — колючка и та не росла; в морозы (а они случаются и здесь) лед не образовывался. Под черной коркой таилась трясина. Велись, правда, постоянно дренажные работы — воды, а точнее, рассол выводился подземными полыми ходами, заполненными хворостом и камнем, в коллекторы, но все это осуществлялось самодеятельно, без научной основы, без мысли о будущем, — отвоевать участок-другой, чтобы хоть что-то посеять. «Помогали» «Баяуту-4» и соседние хозяйства. Поливая обильно свои поля, способствовали еще большему заболачиванию здешних низинных земель. Обо всем этом Макаревич докладывал новому директору, Усману Юсуповичу, без оптимизма. Прямо сказал:

— Совхоз подняться не сможет. Дренажные работы не организованы. Фонды, которые нам выделяют, мы реализовать не в состоянии: нет людей, а они не приедут, пока не будет более-менее нормального поселка. Дальше: полевые работы не планируются, а надо проводить их строго по циклам — предпосевной, посевной, вегетационный, уборочный, и все работы осуществлять строго по плану, а то в прошлом сезоне нарезали борозды, дали полив, а с культивацией запоздали; почва засохла, уплотнилась, и все надо было начинать сначала…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное