Усмири зверя

Перевела взгляд на лицо Крона – оно оставалось безучастным, губы сжаты, глаза опущены. Не человек – тень. Я уже было подумала, показалось, но шепот вновь повторился:

– Настоящего – ненастоящего. Настоящего – ненастоящего…

Неужели подсказка?!

Додумать мне не дали, громогласный голос Мифила снова велел Избранницам выпить взвар. Я глубоко вздохнула, поднесла бокал к губам и, не пробуя вкуса, в два глотка его опустошила. Из ослабевших враз пальцев бокал забрал Крон, а потом исчез, словно растворился в воздухе.

Я осоловело моргала, силясь понять, куда делся жрец, но не сумела. Мысли покинули голову, веки сами собой опустились, отправляя меня в темноту. Впрочем, долго в темноте я не пробыла, очнулась резко, будто от толчка. И моментально ослепла от яркого полуденного солнца, бьющего в глаза. Зажмурилась, стерла слезы и только тогда снова попыталась осмотреться.

По нереально голубому небу плыли кучерявые, будто нарисованные облака. Между облаками сновали разноцветные птицы, виднелись кроны деревьев.

Я поднялась озираясь. Лес – корявые темные почти черные стволы – напрягла память и, к своему удивлению, узнала Черные Дубравы. Похожие деревья окружали поместье, под их сенью мы с сестрой провели много часов.

Обрадовавшись, я побежала по тропе, ведь там, спрятанное за вековыми великанами, должно было быть поместье. Вылетела из леса и остановилась как вкопанная, на площади возле главного входа собралась толпа.

Люди возбужденно шумели, переругивались, толкали друг друга, пытаясь пролезть вперед. На меня не обращали внимания, даже когда я подошла вплотную, а потом принялась пробираться внутрь толпы, невольно заинтересованная происходящим. Люди просто расступались, давая пройти.

Вскоре последнее препятствие в виде огромного косматого мужика было преодолено, и я вышла к импровизированному заграждению: высокому, доходящему мне до груди забору. И откуда оно здесь взялось? Отец никогда бы не одобрил подобное новшество.

Внезапно из-за забора раздался то ли всхлип, то ли стон. Я оторвалась от разглядывания потемневших от сырости досок и повернула голову на звук. Некоторое время бессмысленно пялилась, потом на миг зажмурилась, мысленно считая до десяти, не давая панике накрыть с головой, и снова открыла глаза.

Айя. Лохматая, грязная, в драном платье и следами побоев на едва прикрытом теле. Она стояла на возвышении боком ко мне, привязанная к столбу, а под ногами лежали связи хвороста.

– Сегодня казнят изгнанную из рода. Она ослушалась отца и сбежала от жениха, – донеслось откуда-то сбоку. – Сам барон Майлини приказал. Да вон он уже пожаловал.

Я машинально перевела взгляд на высокое крыльцо. Возвышение, где находилась сестра, было как раз напротив, дабы высокие господа могли насладиться зрелищем. И правда, отец уже был там: лощенный, надменный, стоял в компании супруги, малолетнего сына и старика Авино. Меня он, казалось, не замечал, не сводя гневного взгляда с Айи.

Но вот барон с силой ударил тростью о ступень, зеваки тотчас заткнулись и едва ли не синхронно повернулись к нему.

– Начинаем, – заговорил вместо господина мистер Авино.

Я не заметила, откуда явились четверо мужиков с зажженными факелами, но когда они встали по углам от возвышения, чуть не закричала. Вцепилась что было силы в заграждение, загоняя под кожу занозы.

Новый удар тростью, и факелы начали опускаться к хворосту. Медленно-медленно. Я во все глаза смотрела и не могла моргнуть. Ужас опутывал липкой паутиной, разъедал кислотой кожу, впитывался в тело, грозя свести с ума.

Айя! Моя Айя сейчас… Нет! Не могу допустить!

Нужно только толкнуть заграждение с силой. С силой! В моих руках полно сил. Подбежать, выхватить факел, оттолкнуть мужчин от помоста, встать между ними и ей…

– Настоящее – ненастоящее. Настоящее – ненастоящее, – прошелестел ветром голос Крона, прокаркал вороньем, провыл собаками, заставляя очнуться. Ледяной водой пролился за ворот, хлестко ударил пощечиной по лицу, встряхнул, сдирая страх вместе с кожей.

Настоящее – ненастоящее. Настоящее – ненастоящее.

Я стиснула зубы, не позволяя себе двинуться с места, еще сильнее сжала пальцы на перекладинах, а потом зажмурилась.

Запахло дымом, лицо окатило волной тепла. Темнота перед глазами затрещала хворостом, безжалостно сжираемым пламенем, истошно заверещала голосом сестры, загудела толпой, заулюлюкала. А потом вдруг обернулась оглушающей тишиной.

Некоторое время я так и стояла, зажмурившись, не видя, не слыша, не чувствуя ничего, словно враз лишилась всех органов чувств. Но вот до ушей начали долетать звуки, в нос ударил запах благовоний, а до ладони кто-то дотронулся. Я ахнула и испуганно открыла глаза.

Передо мной стоял Мифил. Буравил взглядом, казалось, хотел узнать, что творилось у меня в душе. Его ноздри хищно раздувались, будто он впитывал в себя запах страха, бледное лицо раскраснелось, волосы на висках взмокли.

– Что ж, Избранница, ты прошла испытание, – после длительного молчания прохрипел он. – Поздравляю.