Примерно в этот период и исчез мой дед. Эмиль не умер и не сбежал, он просто пропал где-то в глубине своих мыслей. Теперь, когда наркомания и болезнь Дезире стали для всех очевидны, он удвоил усилия и старания в работе, ибо работа, несомненно, была единственным, на что он мог хоть как-то повлиять. Луиза часто уезжала с сыном к врачам, и надо было заменять ее в магазине.
Замкнувшийся в молчании, Эмиль не имел столько сил, сколько имела супруга, чтобы противостоять сложившимся обстоятельствам. По вечерам он поручал вести торговлю в магазине младшему сыну и его жене, а сам отправлялся в свои эскапады. Он уезжал на грузовике в горы, выруливая из торчащего на холме городка к заброшенным деревушкам. Это сюда он мальчишкой ездил с отцом покупать скотину у местных крестьян. Наудачу заглядывая на заброшенные фермы, где он учился ремеслу мясника, или в дома, где жили только одинокие женщины, он всегда привозил им блоки сигарет или какие-нибудь духи. В этих домах и на старых фермах он находил приют и домой возвращался поздно вечером. А воскресными вечерами он мыл грузовик за домом, чистил ножи и загружал товар на следующий день, одновременно слушая спортивные новости по радио. Никаких криков. Никаких слез. Он оставался непостижимым человеком, телом и душой погруженным в молчание.
У Дезире же постепенно начали проявляться первые серьезные симптомы болезни: потеря веса, лихорадка, диарея, рвота и непрерывный кашель. Они гораздо быстрее, чем результаты анализов, сообщили бабушке о тяжести ситуации. С ними началась серия приездов-отъездов, связанная с изменениями состояния больного. Метания между городком и больницей, между больничной палатой и спальней в доме, между наркотиком и запретами на него, между агонией и редкими моментами облегчения. А еще – между истиной и ее неприятием. Медики констатировали резкое и быстрое ухудшение состояния пациента. А его мать утверждала, что он не болен никакой болезнью гомосексуалов и наркоманов. Ее сын говорит, что больше не колется. Каждый остался при своем: врачи уповали на науку, а наша семья – на собственную ложь.
T4
В конце 1983 года описание атаки вируса, открытого в Институте Пастера, на иммунную систему предоставили во временное пользование эпидемиологу Жан-Клоду Глюкману и иммунологу Давиду Клацману.
После наблюдения за многими больными в больнице Питье-Сальпетриер Клацман стал сторонником гипотезы, согласно которой вирус атакует лимфоциты, что объясняет полное разрушение иммунной системы пациентов. Группы французских исследователей действительно обратили внимание на заметный дефицит лимфоцитов в пробах крови больных. Многочисленные публикации американских исследователей начиная с 1981 года утверждали то же самое. Иммунолог разделял предположение многочисленных коллег, что, скорее всего, мишенью вирусных атак были лимфоциты Т4, белые кровяные тельца, основные природные защитники человеческого организма.
Люк Монтанье увлекся этой гипотезой и доверил ее автору наглядно объяснить ее научными методами, что позволило бы подтвердить причинную связь между LAV и возникновением болезни. Это было первостепенной задачей, поскольку некоторые ученые до сих пор задавались вопросом: разве вирус, открытый в Институте Пастера, не является всего лишь приспособленцем среди других, которые прокладывали себе путь по венам больных, лишившихся иммунного барьера? Но тогда LAV представляет собой всего лишь дополнительное последствие заболевания.
Эксперимент Давида Клацмана был прост: он поместил в одну и ту же питательную среду вирус и лейкоциты Т4 и стал наблюдать, что происходит в пробирках. Благодаря своим работам со срезами тканей во время стажировки в Англии молодой врач был хорошо знаком с последними техниками исследований и с типами лимфоцитов. Нужно было в одном анализе отделить друг от друга разные типы иммунопротекторов. В своей лаборатории в больнице Питье-Сальпетриер он изолировал белые кровяные тельца, прежде чем поместить их в питательную среду. В одну часть пробирок он поместил исключительно лимфоциты Т4, а в другую – Т8. Затем поместил все пробирки в холодильник и повез их в лабораторию Шермана в Институт Пастера, единственное место, имевшее необходимую аппаратуру для изучения вирусов. Устроившись в отделении вирусной онкологии, где занимались изучением LAV, Клацман поместил вирус в пробирку с лимфоцитами Т4 и Т8. Каждый день в течение недели он отправлялся в Институт Пастера и наблюдал, появились ли изменения.
Утром в воскресенье в институте было пусто: большинство сотрудников отдыхали. Клацман склонился над микроскопом, всмотрелся в пробы и зафиксировал нечто чрезвычайно важное: лимфоциты Т4, помещенные в пробирку с вирусом, были уничтожены и буквально разнесены в клочья, в то время как лимфоциты Т8 остались нетронутыми. Интуитивные предположения Клацмана подтвердились после первого же эксперимента. Он сразу оповестил об этом коллег.