Уснувшие дети

Как только паре удавалось раздобыть несколько купюр, «БМВ» мчался в долину. Дезире в желтых солнечных очках сидел за рулем и давил на акселератор, а на пассажирском сиденье тряслась мелкой дрожью бледная до синевы Брижит. Они постоянно направлялись в одно и то же место – в кафе, что находилось в восточных кварталах Ниццы. За главным залом располагался еще один, поменьше, вдали от музыки, от барной стойки и посторонних глаз. Там говорили только о наркотиках. Их не хватает, они облегчают страдания, они дорого стоят, они разогревают, в общем, они – это все… Наркотик – точка – черта. Наркотик – и дальше ничего. Наркотик – и дальше смерть. Цену даже не обсуждали, сделка совершалась мгновенно.

Сунув наркоту в карман, пара возвращалась в автомобиль, отъезжала от бара метров на сто и останавливалась на какой-нибудь тихой и пустынной улице. Уколовшись, оба расслабленно обвисали на сиденьях и засыпали, на несколько часов освободившись от боли и абстинентного синдрома.

А потом в какой-то момент боль взяла верх над наслаждением. После нескольких недель на наркоте пара на короткий срок угомонилась. Но однажды утром они проснулись усталые, с температурой и ломотой во всех суставах. Больными в полном смысле слова они не были. Это героин звал их за собой. Они впервые почувствовали, что полностью оказались в его власти. И это ощущение больше их уже не отпускало. Для них началось бесконечное поражение. Их не брали ни на какую работу, и они остались без заработка. Больше не было речи ни о наслаждении, ни о трансе, ни о выходе в астрал, о чем Дезире рассказывал после праздника в Амстердаме.

Казалось, героиновые клещи, в которые они попали, никогда не разожмутся. Брижит и Дезире перестали есть. Их пальцы больше не ощущали того легкого озноба, который возникает, когда прикасаешься к собственной коже. Героин отнял у них все: аппетит, сон, объятия. Он отправил каждого в его собственный, недостижимый мир наслаждений. Жизнь превратилась в бесконечный бег на месте, в отчаянную попытку избавиться от абстинентного синдрома, с самого начала обреченную на провал. Их существование теперь определялось и освещалось только одним: сотней франков. Это была средняя цена дозы наркотика сомнительного качества в Ницце, это была банкнота, вытащенная из кассы магазина, небылица, рассказанная приятелю, два украденных автомобильных приемника, несколько виниловых пластинок из коллекции Дезире… Квартира моего дяди стала намного просторнее после произведенных в ней опустошений. Пластинки, мебель, одежда, украшения… все, что можно продать, было продано.

Из домашних аптечек семьи пропадали сиропы от кашля, аспирин и анальгетики. Чтобы добиться желаемого эффекта, Дезире и Брижит пытались прибегать к другим веществам. Среди медикаментов, найденных в разных домах, некоторые содержали кодеин, полученный из экстракта мака, как и героин. Он немного облегчал абстинентный синдром. Но все их попытки соскочить с наркотика самостоятельно кончались неудачей.

Наркотик был тем неизведанным континентом, по которому пустились в путешествие мой дядя и его подруга. Кража лекарств, драгоценностей и денег произвела на семью и друзей тягостное впечатление. Отец никак не мог понять, что может заставить человека воровать у своих. В семье, где о любви никогда не говорили, единственными проявлениями привязанности были деньги и еда. Деньги, которые тебе согласились дать взаймы, которые тебе доверили или отказались доверить. Блюда, приготовленные бабушкой, кусочки мяса, которые дед клал в морозилку, чтобы потом съесть на ужин вместе с детьми, – вот что было свидетельством взаимной любви и бессловесным выражением чувств. Когда бабушка обнаружила, что из кассы магазина опять пропали деньги, отец просто вздохнул и прошептал на местном диалекте: «Sabes» – «Тебе виднее».

Настал день, когда Брижит и Дезире объявили семье, что собираются пожениться. Луиза очень обрадовалась, это была прекрасная новость, дающая надежду на возвращение на путь истинный. Но моего отца не так-то легко было провести. Он просто-напросто знал, что в данном случае семья наверняка проявит щедрость, а именно на это пара и рассчитывала.

Снова вглядываясь в любительские кинокадры, снятые отцом в то пасмурное утро перед монастырской церковью в Симье, я понимаю, что они были явно постановочными. Пристально изучая фильм, я стараюсь заметить каждую деталь, как следует рассмотреть слегка расплывчатые контуры лиц на пленке. Что-то тут не вяжется. Слишком скромное и мрачное платье Брижит, странное выражение ее лица, когда она что-то говорит Дезире, отведя его в сторонку, к розарию, непонятная сдержанность всех членов семьи. На восьмимиллиметровой пленке видеокамеры моего отца заснято не меньше восьми разных свадеб, однако эта не похожа ни на одну из них. Здесь мало приглашенных, совсем нет друзей, только члены семей жениха и невесты. Все организовано скромно, по минимуму и явно в спешке.