Лечение началось с индивидуальной беседы с наркологом. Читая историю болезни моего дяди, врач хранил молчание и только вздыхал. Потом сообщил своему пациенту, что тому придется провести в больнице 3–4 недели. Дезире должен был изучить правила внутреннего распорядка и расписаться, что он с ними ознакомлен. Мало того что ему не разрешалось выходить за пределы больницы и принимать посетителей, так он еще был обязан посещать коллективные и индивидуальные занятия с психологом.
В ходе первого занятия с Дезире психолог начертил схему, представляющую собой круг. Наркоманию он считал реакцией на фрустрацию, результатом низкой самооценки, «слабости» личности. Наркотик, как правило, смягчает многие неприятные моменты. И тут возникает порочный круг. Героин устремляется в «слабое место», и больше человеку уже ничего не надо, кроме увеличения дозы. Врач объяснил Дезире, что он сможет избавиться от героиновой зависимости, только когда сумеет определить и наполнить новым смыслом свое «слабое место».
Мой дядя вырос в семье, где люди друг с другом не разговаривали. И я спрашивал себя, способен ли он вообще поделиться глубокими чувствами с незнакомым человеком. Я представил, как он молча соглашается с утверждениями собеседника, лишь бы только поскорее завершить разговор. И я никогда не узнаю, понимал ли он хоть что-нибудь во время этих сеансов.
Ему пришлось полностью отказаться от наркотика. Самой тяжелой была первая неделя. Дезире боролся с тошнотой, ломотой во всем теле и отчаянными головными болями. То есть со всеми симптомами абстиненции. Заменители наркотика, такие как метадон, во Франции еще не были официально разрешены. Их легализуют только в 1995 году, когда власти оценят наконец масштабы эпидемии СПИДа в среде наркоманов. И Дезире прописывали только анальгетики, спазмолитики, изредка седативные средства или транквилизаторы, но только в самые тяжелые моменты. В таком учреждении, как больница, его болезнь пугала изрядную часть персонала, потому что слишком сильно выраженный синдром абстиненции затруднял общение с санитарами и медсестрами.
Но как только самый трудный период закончился, Дезире почувствовал себя лучше. Отношения с персоналом наладились. Теперь можно было начинать более интенсивно работать с психологом. Это было тем более необходимо, что абстиненция стала проявляться в тревожности, подавленности, то есть в депрессии.
Из окна его палаты за холмами виднелось море с его далеким горизонтом. Несомненно, чтобы держаться, Дезире думал о Брижит и об их будущем ребенке.
А для семьи каждый курс лечения означал надежду и передышку. Надежду на то, что на сей раз произойдет улучшение. Передышку, потому что не надо было каждую минуту задаваться вопросом, где Дезире. Парня уже несколько недель не было в городке, и беспокойство родителей понемногу рассеивалось. Они не знали, чем он там занят, чем его лечат, но им стало легче: они уже не боялись услышать очередной телефонный звонок от пожарников или известие, что кто-то нашел его на улице без сознания и с торчащим из руки шприцем. Бабушка снова вернулась в мясную лавку и сняла с отца и деда часть дополнительных обязанностей, свалившихся на них в ее отсутствие.
Находясь на лечении, Дезире пытался чем-то себя занять. Когда ему разрешили пользоваться телефоном, он звонил и уверял, что у него все хорошо и дальше тоже все будет хорошо. Следы от уколов на руках исчезали, цвет лица нормализовался, и вообще Дезире стал похож на человека. Бабушка уже снова видела его секретарем нотариуса.
Мой дядя пытался заинтересоваться чем-нибудь другим, кроме наркотика, но он уже давно все забыл. Из памяти абсолютно выпало, чему он мечтал посвятить себя раньше. Ответа он найти не мог, а потому решил дать себе небольшую отсрочку, пока ответ не придет сам. Вдали от уличной суеты, от друзей он старался выиграть время. Вместо того чтобы выиграть бой, он дал себе передышку. И в результате только оттянул час поражения.
Тест
В 1984 году в больнице Раймона Пуанкаре в Гарше Жак Лейбович осознал, с каким риском в плане распространения вируса связано переливание крови. Его тревогу разделяли и заокеанские коллеги, и специалисты Института Пастера. Все больше и больше случаев заболевания выявляли не только у гомосексуалов и наркоманов, но и у тех, кому переливали кровь.
И во Франции, и в Штатах мобилизовали все силы, чтобы проверять пакеты с кровью, предназначенной для переливания. Но техника обнаружения вирусов была еще несовершенна, а больные, нуждавшиеся в крови, не могли ждать. Как и его коллеги из Института Пастера и по ту сторону Атлантического океана, Жак Лейбович старался максимально быстро создать простой и эффективный метод выявления вируса в банке крови.