Усобица триумвирата (СИ)

Одевшись и покрывшись платком поверх повойника, Ода осторожно, чтобы никого не побеспокоить, выбралась на улицу. Ни шороха, разве что со стороны конюшен, где шевелились животные. Безлюдный двор светлел притоптанной землёй и погружался по каёмке, вдоль зданий, в абсолютно чёрную тень. Осматриваясь и медленно, неуверенно шагая, Ода обошла церковь святого Феодора и остановилась. Впереди были Софийские ворота, ещё не запертые, значит, князья не вернулись. Но у них стоял караул. Мимо него не пройти незаметно, а заметят – что ему скажешь? Стыдно замужней женщине топтаться по городу одной, ночью. Но тяга была выше Оды, и она, сама не замечая того, вновь сделала несмелые шаги. Поправляя платок от волнения, она приблизилась к гридю. Тот вытянулся, заметив, что кто-то идёт. Княгиня ждала, что ей что-нибудь скажут или зададут вопрос, но её уже хорошо знали в Киеве, а у ворот горели факелы. Признав в лицо княгиню, охранник пропустил её без слов, и вот, она уже пересекла мост через ров и слышала шум и гам в конце улицы, за Брячиславовым двором, в доме боярина Коснячки. Не успела она подойти туда ещё хотя бы на несколько саженей, как на дороге от упомянутого дома выделилась тень. Силуэт одиноко шёл размеренной и чуть уставшей походкой по направлению к Оде. Испугавшись, что это может быть муж, который наверняка спросит, что носит её среди ночи, девушка отступила к стене поруба. Но по мере приближения тёмного контура, она безошибочно опознавала его. Ни у кого больше не было таких широких и ровных плеч, ни у кого больше не было такой стати, таких весомых и внушительных шагов. Святослав! Поблагодарив Бога за удачу, Ода вжалась в стенку и не дышала, пока деверь проходил мимо. Весь в своих мыслях, собранный и серьёзный, он прошагал по улице, по мосту через ров и скрылся за Софийскими воротами, откуда только вышла сама Ода.

Несколько минут она не помнила себя, забывшись в прекрасном видении. Ей хотелось упасть на землю и тронуть пальцами его следы. Ей хотелось броситься вдогонку и, нагнав его, обнять со спины, испытав хоть раз в жизни, каково это – касаться этого мужчины. И пусть потом будет позор, монастырь – что угодно! Хоть бы раз на её щёку опустилась его ладонь, хоть бы раз её губы познали его губы, а не Вячеслава. Уткнувшаяся в стену поруба, Ода беззвучно заплакала. Плечи её тряслись. Вот она – настоящая тюрьма, в сердце, в браке, а не эти укреплённые камни с крошечными оконцами, замурованными решётками. Уж лучше бы в порубе сидеть да с любимым, а то и воля не сладка, и свобода не нужна. Да и есть ли они у неё? Привезли, выдали замуж, соблюдай всё, что предписано. Где же радость, где счастье? Вот только сын душу и греет. А у кого-то их уже четверо, да ещё и дочь в придачу! Везучая Киликия! Как она угадала, где родиться и кому встретиться в нужный час? Теперь вся жизнь впереди точно сахар. Разве же с таким, как Святослав, будешь ночами плакать и не хотеть, чтобы он возвращался с пира? Ода вспомнила влажные поцелуи Вячеслава и зарыдала сильнее. «Пусть только один сын, довольно и этого, я не хочу вновь его в своей спальне, не хочу делать с ним то, что положено жене, не хочу!».

- Ты плачешь?

Ода вздрогнула и, едва не подпрыгнув от испуга, приложив ладонь к груди, обернулась. В темноте было и не разобрать, кто перед ней, но голос был незнакомым, хоть и приятным.

- Я… нет! Я не плакать, - вытерла она спешно глаза, чем разоблачила себя окончательно.

- Тебя кто-то обидел? – продолжил расспрос неизвестный.

- Нет-нет, кто может обидеть княгиня? – натужно улыбнулась она, стараясь говорить медленнее, чтобы снизить заметность акцента.

- Например, князь?

- Муж имеет право обижать жена. Мне не на что жаловаться.

- Но и нечем хвалиться, как я погляжу? – засмеялся молодой мужчина напротив. – Не всякий князь тебе муж. Как зовут тебя, княгиня?

- Я Ода, а ты?..

- Всеслав. Брячиславович, - уточнил он себя отчеством, и в ночи засияла его лукавая белоснежная улыбка.

- Ты тот, что приехал из Полоцка сегодня? – успокаиваясь, шмыгнула носом Ода и приосанилась, хотя ей казалось, что теперь она умрёт от стыда и ничего уже не заставит её посмотреть в глаза собеседнику, увидевшему её слабость.

- Он самый. Я знаю, что тут прошёл Святослав. – Ода напряглась, даже во мраке предпочтя опустить глаза. – Он очень умный, не так ли? Самый сметливый из всех Ярославичей.

- Я не знаю, я всего лишь женщина и плохо понимать в делах. К тому же, я приехала из Штаде, и два раза… дважды плохо понимать в делах.

- Вдвойне, - подсказал ей Всеслав.

- Ja (1), вдвойне.

- О чём же ты плакала, Ода? – Поняв по её упорному молчанию, что ответа не дождётся, Всеслав продолжал разговаривать, будто сам с собой. – Вячеслав остался пировать, ему там, похоже, очень нравится. До утра он оттуда не выберется, пока не станут расходиться последние. – Его тонкий слух уловил лёгкий вздох облегчения, сопровождаемый расслабленным движением плеч. – Ты бы хотела, чтобы он всегда так задерживался, правда?