Усобица триумвирата (СИ)

Киликия вышла во двор. Отовсюду доносилось кукареканье петухов, будто они вели перекличку. Захватившая с собой платок, она увидела первых просыпающихся дворовых, и накинула его на волосы. В родном доме, где родилась и выросла, она могла свободно выходить неприкрытой, но тут такого позволить себе нельзя, если ты уже замужняя. Киликия вышла через ворота на Боричев спуск и, не доходя до конца к Торговищу, где делалось людно даже в этот ранний час, свернула правее, по подножью холма, вниз к Почайне (1). Здесь ещё стояла тишина, если не считать щебечущих соловьёв да скворцов в кустах. Сняв сандалии, молодая женщина приподняла подол и с удовольствием пошла по прохладной земле, задевая щиколотками мокрую траву; капли росы омывали ноги, кожу щекотали стебли подорожника и клевера. Над Почайной ещё стоял молочный туман, закрывающий её слияние с Днепром, но покрытый лесом берег между ними виднелся в этой густой белёсой дымке, как малахитовый остров, выступающий из морской пены. С луговины пряно и сладко тянуло травами, над которыми начинали жужжать пчёлы: ромашки, одуванчики, васильки, маки пестрели, как бусины на вышивке нарядного платья. У русичей цветы были до смешного мелкими по сравнению с теми, что цвели в садах Царьграда, с большими бутонами, пахучими, как сладкие дыни и персики. Здесь же поля пахли мёдом и горечью, земляникой и полынью, но Киликия привыкла к этой простоте и неброскому очарованию. Она оставила луговину по левую руку, которой гладила, проходя, высокие метёлки таволги и кипрея, спустилась к воде вдоль цветущей калины, из которой выпорхнули потревоженные птахи. Киликия посмотрела на очень медленно растворяющийся туман, на не слишком пока светлое небо – уступая утренней лазури, оно ещё не выпустило из плена жёлтых лучей солнца. Воздух был влажен и прохладен, земля у реки совсем остыла, поэтому Киликия не стала медлить и, сняв платок и рубаху, пошла в воду. От холода по коже пробежали мурашки, но гречанка смелее окунулась с головой и отплыла немного, чтобы спокойно ополоснуться – в укрытии призрачно-белой завесы. Бухта Золотой рог, в которой она научилась плавать, всегда была тёплой, хоть днём, хоть ночью, в любое время года, на Руси же пришлось привыкать к холодным рекам, нагревающимся только к середине жаркого лета, да и то не настолько сильно, как родная бухта. А она не понимала раньше своего отца, скучающего по родине, в честь которой назвал единственную дочь! Провинция Киликия находилась ещё южнее, чем Константинополь, там было ещё жарче, ещё солнечнее, но, вынужденный перебраться в столицу Византийской империи по многим причинам – из-за своих торговых дел и из-за того, что в пограничной провинции часто присутствовала угроза вторжения врагов – мужчина не забыл знойных просторов между морем и горами, казавшихся всё краше и счастливее, чем дальше в прошлое уходили воспоминания. Теперь вот и дочь его, Киликия, с приятной тоской вспомнила о золотистом побережье у бирюзовых волн, о всегда тёплом белом мраморе балюстрад, на которых можно было посидеть в тени платана. Но не променяла бы она на это всё Святослава и их семью, дай ей ещё сто шансов для того, чтобы поступить иначе – она не поступит, потому что морозы Гардарики, снега и холодные купания даже летом стоили горячей любви её мужа, самого сильного и умного мужчины в её глазах, самого красивого и желанного в глазах многих женщин.

Выйдя из реки, Киликия обмыла ноги и обулась, после чего отступила в кусты, чтобы там немного обсохнуть и отжать чёрные локоны. Потом натянула рубашку, уже тщательно убрала свои тяжёлые волосы под платок, и пошла назад. Заглянув по пути в стряпную избу, где начали печь хлеб, она отлила из подойника в крынку молока, взяла её в одну руку, в другую кувшин с колодезной водой, и пошла к своему князю. Святослав, немного сменив положение, но не позу, всё ещё спал. Вылив воду в умывальник (2), Киликия поставила крынку рядом с кроватью и забралась на неё, принявшись будить мужа:

- Возлюбленный мой, не пора ли уже начать день? – потолкав его несильно, она поцеловала мужчину в губы. Слыша голос жены, он зашевелился, не подскакивая резко, как с ним бывало, если будил его сторонний звук. Бывавший в военных походах, он сохранил привычку подниматься сразу и действовать, но если рядом шептала приятные слова Киликия, то он не торопился. – Вы с братьями собирались сегодня на охоту, уж не на ночных ли филинов, если ты всё ещё спишь?

- Я просыпаюсь, - не открывая глаз, проговорил он. – Солнце взошло?

- Вот-вот взойдёт. Когда я вернулась, Всеволод с Настей уже пошли в церковь.

Святослав распахнул веки и, зная по звучанию голоса жены, где она сидела, попал ей взглядом точно в глаза:

- Ты ходила на реку? – брови его нахмурились. Киликия спустила, войдя, платок с головы на плечи, и влажные волосы отвечали за неё.

- Да, как обычно.

- Пока здесь приезжие – не ходи больше.