Усобица триумвирата (СИ)

- Нет, благодарю, воевода, мне утром дальше в дорогу, - вежливо отказался Святослав. Печально ему было слышать такие разговоры. Как дед Владимир делать – насилу сносить идолы и загонять занесённым мечом всех в реку креститься – нельзя, а как ещё объяснить, что христианство не причиняет зла? Греки научили строить крепкие каменные дома, красивые храмы, быть милосерднее и справедливее. Они живут большой империей, внутри которой закон и порядок, а здесь, на Руси, жили вечными набегами и племенной враждой. Неужели не лучше принять мирного Бога с его заповедями? И хотя Святослав сам читать не любил, писать он обучился и знал, как это пригождается. А брат, Всеволод, благодаря книжничанью своему языки другие выучил, мог говорить с послами из заморских стран. Разве плохо это всё? И тем не менее, народ любил Всеслава Чародея, который не трогал их традиции и хранил древний уклад.

В Смоленск отправились засветло, когда солнце ещё не взошло из-за леса и едва стих ночной писк совы. Там можно было снова погрузиться на струги и спуститься до Любеча по Днепру, а от него уже и до Чернигова хорошей рысью недалеко. Отправив вперёд Перенега предупредить о себе, Святослав с каждой пройденной верстой чувствовал приближение к Киликии и детям, и нетерпение разгоралось – скорее бы туда, скорее!

На гульбище стояла одиноко Ода с парой челядинок и тиуном. Сердце князя сделало тревожный перебой – что с братом? Он же предупредил, что едет, послал вестового, как полагается, чтоб не напугать никого явлением дружины. Подогнав коня, Святослав спешился у самого крыльца и наспех поклонился:

- Доброго дня, сестрица!

- Здрав будь, князь, - поклонилась низко девушка в ответ. Выглядела она почему-то жалобно, так что Святославу хотелось сказать ей какое-нибудь доброе слово, приободрить по-отечески. Хоть и ставшая матерью, княгиня всё равно выглядела очень юно, тонкая, хрупкая и тихая, отчего казалась ещё незаметнее, прозрачнее.

- А что же Вячеслав меня не встречает? Или нездоров? – насторожено косился на вход в хоромы Святослав.

- Он… спит ещё, - медленно, подумав, сказала Ода.

- Так что ж не разбудили? Я для того Перенега и отправил! Он предупредил?

- Да-да, - вынырнул тот откуда из-за угла, не то от конюшен, не то уже из кухонь, где искал одновременно и еду, и какое-нибудь милое сердцу общество. – Я известил.

- Князь… хворает… - растеряно произнесла и потупила глаза Ода.

- До сих пор? – Ярославич взметнулся по ступенькам и оказался рядом с ней. Девушка застыла, чтобы не дрожать от его близкого нахождения. – Или ему хуже стало?

- Нет, не стало. – Святослав попытался войти внутрь, но княгиня как будто бы хотела загородить ему вход. Испугавшись, что он коснётся её, что они невольно соприкоснутся, если она окажется у него на пути, Ода тотчас отступила обратно, но мужчина успел заметить её движение. Нахмурившись, он уверенней двинулся под своды: - Князь! Святослав Ярославич! – бросилась было останавливать его Ода, впервые произнёсшая, кажется, вслух имя, заставлявшее её трепетать и мечтать нескромно, но преследовать его она не решилась, зная, к чему сейчас придёт черниговский князь.

Распахнув дверь в братову светлицу, Святослав застыл на пороге. На кровати лежало трое: посередине Вячеслав, а по бокам – голые, в чём мать родила, девки. Непристойная картина, сдобренная винным кислым запахом, пропитавшим всё помещение, лишила Святослава слов. От гнева у него перехватило дыхание, так что с минуту он не знал, что делать? Глядеть на обнажённые тела вот в таком положении было противно. Что-то животное, мерзкое, непотребное прилипло к уснувшим во хмелю, пересношавшимся бездумно, ради удовлетворения похоти людям.

- Это что ж такое?! – обретя, наконец, голос, пророкотал зычным басом Святослав. Девицы подскочили, как разбуженные на дровнице кошки, и, увидав постороннего, завизжали, спрыгивая с постели, ища свои рубахи, замельтешив спросонья в сбитом ориентировании: куда бежать? Где укрыться? Вячеслав пошевелился, но, не открывая век, начал потирать их. Когда голозадые девки, решившие одеться после того, как унесут ноги, проскочили мимо князя Черниговского, отвернувшегося от их качающихся и прыгающих грудей, он увидел корыто с водой. Не стал зачерпывать ковшом, а, взяв его всё в свои сильные руки, поднял над кроватью да перевернул. Вячеслав подскочил, откашливаясь, утираясь, тряся головой и всклокоченной короткой бородой.

- Что? Что такое?! Кто посмел?! – открыв, наконец, глаза, с которых водой смыло дремотную пелену, он увидел брата: - Свят? Свят, ты как тут?

- Ты чего себе позволяешь?! – продолжил злиться тот. Было бы на Вяче хоть что-то, он бы схватил его за шкирку и встряхнул, а так и уцепиться не за что!

- Свят, да я же… да как… ты давно приехал? – молодой человек зарыпался во все стороны, вспоминая, где его рубаха. Нашёл её глазами, подтянулся в ту сторону, натянул через голову, ещё не зная, как радует этим брата.

- Ты чего ползаешь по кровати, как годовалый?! Столько времени прошло, а ты не ходишь до сих пор?!

- Так нога, Свят, нога… болит ещё… а вдруг поврежу опять?