Усобица триумвирата (СИ)

- Не знаю, Мария. Я ничего подобного тут не видела. На зелёные яблоки? Только они твёрдые, а цитрон – мягкий внутри. И пахнет немного мелиссой, что ли… Ешь, и лицо само сжимается, но если его добавить куда, то угощенье чудное. Орехи в Царьграде сладкие, а вина кислые – не такие, как здешние мёды.

- Должно быть, там невероятно! – пролепетала одна из боярских дочерей. – А дожди там часто идут?

- Не так, как здесь, - княгиня опять бросила взгляд на двор, - сейчас там ещё тепло и солнечно.

- Хорошо там… - сделала вывод спрашивавшая.

- Только замуж ты там вряд ли бы вышла, - хитро покосилась на неё Киликия.

- Почему?

- Мужчины ромейские[2] избалованы и изнежены, они бездеятельны и ленивы. Они не хотят быть торговцами, считая это для себя низким, и отдают этим заниматься армянам и иудеям, они не хотят быть воинами, и нанимают для охраны своей собственной земли варягов, русинов, болгар, печенегов, даже эфиопов.

- Эфиопов? Кто это?

Киликия представила, что ей придётся объяснять о людях с тёмной кожей, каких тут никогда не встречали. И потянется ряд новых вопросов:

- Просто ещё одни иноземцы.

- Почему греки такие ленивые? – хмыкнула одна из боярынь. – Господь даровал им богатство, плодородие и вечное тепло! А они это не ценят?

- В том-то и дело, они привыкли жить слишком хорошо, у них долго не было нужды что-то делать, и они отвыкли от трудов праведных, - Лика погладила по голове сидевшего у её ног Давыда, игравшегося вырезанной из дерева лошадкой, - некоторые ромеи ради праздной и сытой жизни готовы лишиться своих мужских удов[3], стать евнухами и оказаться во дворце с высоким саном. Мужество там не в почёте…

Боярыня, которая была матерью любопытной девицы на выданье, перекрестилась на образа в углу и посмотрела на княгиню так, будто та сделала что-то святотатственное:

- О таком при незамужних говорить не нужно!

- А что такого я сказала? Неужели она не знает разницы между собою и мужчинами?

- Это она после свадьбы узнавать должна! – упрямо возразила сердобольная в воспитании мать. Киликия разозлилась. Почему девушек нужно держать в полном неведении? Чтобы они боялись? Стыдились? Ничего не понимали? Какая глупость! Но негодованию её не позволил вырваться вбежавший в светлицу Глеб:

- Мама, мама! Тятя едет!

Всё вмиг улетучилось из головы княгини, и она поднялась, протягивая руку за верхним платком:

- Как? Где? Откуда?

- Перенег прискакал вперёд вестовым! С Любеча едут!

- Присмотрите за детьми, - бросила Киликия и, наспех покрываясь, поспешила к главному крыльцу. Жаль, что женские комнаты не выходили на ту сторону! «Едет, он возвращается!» - счастливо забилось женское сердце, не ждавшее в такую погоду известий, и через минуту она уже стояла на ступенях, вглядываясь вдаль, где виднелись всадники. Проводившие её взглядами женщины переглянулись между собой и, приглушенно, как бы без умысла, друг между другом заметили, что не пристало носиться мужу навстречу, тот сам должен решать, когда прийти к жене или позвать её. «Гречанка, - подытожила та, что возмутилась словам о мужских удах, - всё у них с ног на голову!»

Принявший поданный ему кувшин с водой, утоливший жажду Перенег поклонился вышедшей Киликии:

- Доброго здравия, княгиня!

- И тебе, добрый вестник! Всё ли хорошо?

- Иначе и быть не может, - просиял он, подмигивая.

- Долго вас не было. Я от Святослава грамотку ещё две недели назад получила, если не далее…

- Завернули немного в Новгород.

- Отпусти из дому! – в шутку поругалась Лика, нетерпеливо предвкушая долгожданную встречу. – Назад потом не загонишь…

- Мой дом, княгиня, в седле, а седло там, куда князь направит.

Святослав тем временем спешился за воротами, отдал коня челядину. Он тоже издали увидел, что жена стоит на крыльце и ждёт его. В груди разожглось и, приосанившись, забыв о дорожной усталости, князь быстрым шагом подоспел к Киликии. Плевав на всех, кто присутствовал во дворе, прижал её к себе и тесно обнял, сомкнув кольцом сильных рук. Лика закрыла глаза, счастливая и успокоенная его возвращением. Ткнулась носом в плечо, до которого едва доставала, хотя не была миниатюрной. Оторвавшись, чтоб полюбоваться родным лицом, она подняла ладонь и коснулась густой мягкой бороды.

- С возвращением, любовь моя.

- Как дети? Как ты?

- Все в здравии.

- Ты – ангел дома моего, - улыбнулся Святослав и, поцеловав её в лоб, шепнул: - Соскучился.

- Куда ж ты в такой дождь ехал? Промокший, застудишься!

- Согреюсь, - многозначительно впился он ей страстными глазами в глаза, - возле тебя мне холод неведом. И дождь не стена, сквозь ехать можно!.- Против воли оторвавшись от жены, он огляделся, уловив спешные отвороты голов: зеваки не преминули поглазеть на воссоединение княжеской четы. Только Алов и Скагул стояли, продолжая прямо смотреть и приветствовать приезд хозяина. А Глеб, прибежавший за матерью, получил возможность втиснуться и прижаться к отцу. – Ну, надобно б и баню затопить с дороги! Чумазый и грязный я, как чёрт! Скагул, будь ласков, распорядись!