Усобники

- Смутно, Орда непредвиденная. Татары нам словно кара Господня.

А Сила повторял:

- Покоя, покоя земля наша просит. Без него пахарь не пахарь, ремесленник не ремесленник, торговец не торговец. Без покоя не богатеть земле Русской…

От обедни вернулась жена посадника — высокая крутобёдрая боярыня Фёкла. Поклонилась Стодолу низко, а Силу поцеловала, прижав к груди. Боярин едва дух перевёл:

- Ох, сладка ты, Феклуша, и в теле, не то что моя Арина.

- Чай, заморил ты её, боярин Сила, — рассмеялась боярыня.

- Счастлив ты, Игнат, с такой женой ровно на печи жаркой спать, — притворно вздохнул Сила.

Боярыня хохотнула:

- Плоха та печь, коли на ней только спать. На ней и варить надобно.

Посмеявшись, ушла на свою половину, а бояре прежний разговор продолжили.

- Ты, Сила, о покое твердил — о каком? — спросил Игнат. — Эвон, великий князь из Орды воротился без татар, так, по слухам, в Новгород послов отправил, новгородцев звать, да у тех, слава богу, разума хватило в раздоры не встревать.

- О владимирском посольстве откуда прознал? — поднял брови Стодол.

- Из Ростова ветер принёс. Послы князя Андрея в Ростове привал делали.

- Что же ты, Игнат, немедля князя не уведомил?

- Так о том вчерашний день лишь и прознал.

- Вчерашний день и гонца в Москву гнал бы. Ты посадник, должен догадываться, что не оставляют великого князя коварные мысли.

- Подл князь Андрей, ох как подл, — согласился Сила. — И когда уймётся?

- Он себя обиженным мнит: Переяславль, вишь, ему не достался, — почесал затылок посадник. — Как тот медведь: зверя дерёт — на весь лес рык слышится.

Дальше разговор не складывался, и Сила засобирался домой. Посадник провёл гостя в верхнюю горницу, куда меньше доносился гомон.

* * *

Редким гостем Олекса был дома, всё больше в дружине. То с поручением ушлют, то в карауле стоит, то в дозор ускачет. Да мало ли ещё какие заботы у княжьего воина!

Дарья попрекала:

- Что за муж, коли не токмо тело, образ забыла. Прежде хоть на ночёвку являлся, а ноне и спит чаще в дороге…

Марьюшка росла, уже первые шаги пробовала делать. Олекса посмеивался:

- Наша Марья скоро заневестится.

- Но ещё много воды унесёт Москва-река, и немало лет тому минет…

А в то самое время, когда в домике Дарьи и Олексы качалась в зыбке Марьюшка, в степной юрте мурзы Четы рос внук, и тоже Чета. Седьмую зиму встречал он. От лютых морозов с ветром укрывался тёплыми овчинами, а весной с утра и до первых звёзд проводил с табунщиками.

С высоты седла любовался Чета степью, пил её чистый, настоянный на первых травах воздух и оттого рос здоровым и не знающим страха. Он мог с камчой в руке преследовать волчью стаю или нестись наперерез напуганному косяку.

Знал Чета, пройдёт день, следующий будет подобен первому. И так до той поры, пока он не станет воином…

Всё представлял себе маленький Чета: и как, занеся саблю, скачет на врага, и как горят покорённые города и молят о пощаде люди. Одного не ведал: что настанет час, когда судьба сведёт его с урусской девицей Марьей…

* * *

И сказал князю Андрею боярин Ерёма:

- Смирись, княже, не то ныне время, чтоб против себя князей восстанавливать.

- К чему взываешь? — удивился великий князь. — Ужели слышу голос любимого боярина, советника?

- Затаись, княже, до поры, и твоё время придёт. Даст Тохта воинов, и ты с ними подомнёшь удельников.

- Теперь не дал, отчего же вдругорядь пошлёт?

- Как не даст, когда Даниил силу набирает. Хан такому князю завсегда на горло наступит. Только ты, княже, намекни: Москва-де ныне Коломну подмяла, Переяславль на себя приняла, а теперь князь Московский вокруг Можайска петли вьёт. Ужели откажется Тохта осадить Даниилкину прыть?

Этот разговор князь и боярин вели сразу, как Ерёма возвратился из Новгорода. Услышав приговор веча, князь взбеленился:

- У Новгорода память короткая, забыли, как я прошлым летом землицу карельскую им отвоевал? Ужо погодим, а когда начнут свей сызнова их щипать, поклонятся мне. А в Орду отправимся зимой, по санному пути, враз после полюдья.

- Ещё и снегом не запахло, а баскаки уже наизготове, прежде времени заявились.

- Хватка у них волчья. Особливо теперь, когда хан сбор дани на откуп отдал.

Ерёма поддакнул:

- За баскаками не поспеешь. Князь со смерда десятину берёт, а баскак — сколь загребёт.

Князь Андрей Александрович прошёлся по палате, постоял у оконца, послушал, как шумит дождь по тесовой крыше. Заметил, сокрушаясь:

- Зарядили, льют месяц целый.

- И похолодало.

- Пора печи топить.

- В лесу развезло, бабы и грибов не набрали.

- Ударят морозы — послать за ягодой.

- С мороза морошка сладка. Пироги знатные. А уж до чего наливка духмяна!

- Ты, боярин, скажи Акулине, в трапезную не пойду, пусть принесёт молока.

Ерёма ушёл, а великий князь снова из угла в угол прошёлся. Вспомнил княгиню Анастасию — и так на душе заболело! Отчего в монастырь подалась? Ужели в княжьих хоромах хуже, нежели в келье?

В палату вплыла сенная девка, поставила на стол ковш с топлёным молоком. У князя Андрея на губах усмешка. Крутобёдрая девка, словно налитая. Великий князь ущипнул её за грудь:

- Сочна, сочна… От тебя, ровно от печи, пышет, опаляешь.