Успех

В тот же день поехал дальше, в зеленой куртке, с трубкой в зубах, один-одинешенек. Через Германию, все на восток, через Чехословакию и Польшу, через Краков и Москву, добрался до Нижнего Новгорода. Кого из тех, с кем он расстался в Европе, будет ему не хватать в России? Четырех человек. Сидящего на пне и пристально глядящего на него сумрачными, запавшими, сверкающими глазами, худого, как щепка, художника Ландхольцера. Развалившегося на оттоманке, жирного, фиолетового, сонливо прищурившегося на него Пятого евангелиста. Расхаживающего по комнате и что-то скрипуче и весело внушающего ему писателя Жака Тюверлена. Разливающей чай и ласково, хотя и безапелляционно выговаривающей ему за какой-то житейский пустяк девушки Анни Лехнер.

16 Семейство Лехнер выбивается в люди

А девушка Анни Лехнер, как только марка установилась в цене, уволилась с фабрики на северной окраине города и открыла бюро переписки. Занимаясь литературным наследием Мартина Крюгера, Каспар Прекль давал Анни перепечатывать кое-какие материалы. Тогда Жак Тюверлен и познакомился с нею. Ему понравилась решительная баварка, он предложил ей работать у него секретаршей, они отлично сработались. Сперва шутливо, потом всерьез Тюверлен вел с ней долгие споры о всяких стилистических погрешностях. Она сидела за машинкой, а он, расхаживая по комнате, произносил длинные монологи, разбирал достоинства и недостатки нынешней своей работы. Когда Каспар Прекль уехал, Тюверлен часто разговаривал с Анни о ее друге, громоздил довод на довод, осыпал ее упреками, хотя они явно предназначались не ей.

С отцом теперь Анни ладила. С тех пор, как она стала свидетельницей его позора, он ее немного стеснялся. И вообще был верен слову, которое дал себе в минуту душевного крушения, — держался тихо и кротко. Только одно обстоятельство по-прежнему выводило его из себя. Как раз наискосок от его дома на Унтерангере держал лавку еврей Зелигман — еще отец этого Зелигмана был конкурентом Лехнера. Во время гонения на евреев при государственном комиссаре Флаухере Зелигмана чуть было не выслали. К несчастью, все-таки не выслали, все испортил сволочной путч, и еврей Зелигман продолжал нахально владеть магазином, как десятки лет назад. И многие покупатели-евреи игнорировали теперь лавку Лехнера, потому что Зелигман наболтал им, будто он принимал участие в художествах «истинных германцев» и вообще заядлый антисемит. При всем своем смирении, этого Лехнер стерпеть не мог.

— Вот же мерзавец! — бранился он. — Вот же скот проклятый! Смеет говорить, что я антисемит, жид поганый!

Лехнер очень гордился исцелением от гордыни. Любители игры в кегли снова хотели выбрать его вице-председателем клуба, но он отказывался. Они говорили, чтобы он перестал валять дурака, однако он упорно отклонял эту честь.

Если на дочь Анни старик все-таки затаил некоторую обиду, то от сына Бени он получал все больше радости. В тот день, когда, надев цилиндр, Каэтан Лехнер отправился на Петерсберг в качестве свидетеля со стороны жениха, он поставил крест на собственных честолюбивых надеждах. Ему уже не дождаться удачи, но вот его сын Бени обязательно выбьется в люди. Счастье, что он женился на кассирше Ценци. Под ее влиянием этот красный пес просто на глазах превращается в благопристойного человека. Старик расплывался от удовольствия, глядя, как с каждой неделей все больше отрастают Бенины бачки.

Окончательно сблизил отца с сыном случай, на первый взгляд несущественный. Когда время от времени между Каэтаном Лехнером и его детьми вспыхивали споры о деле Мартина Крюгера, старик весьма ядовито прохаживался насчет чужака. И только теперь, через год с лишним после смерти заключенного Крюгера и сожжения его останков, обнаружилось, что и Бени и Анни были убеждены в причастности старика к осуждению Крюгера. А между тем лишь он и Гесрейтер стояли за то, что Крюгер невиновен. Это выяснилось из какой-то фразы старика, сказанной между прочим и совершенно поразившей его детей. Но тут Каэтан Лехнер взорвался: ах так, значит, они его и за человека не считают? Его смирение как ветром сдуло. Он осыпал отборной фельдфебельской бранью нынешнюю молодежь, которая отца родного готова заподозрить в любой пакости. Эта вспышка пошла всем на пользу. Бени проникся искренним уважением к отцу, исчезла отчужденность, отношения между ними стали доверчивыми и сердечными.

А Бени в этом очень нуждался. У него совсем не осталось приятелей. После его женитьбы на кассирше Ценци и покупки электротехнической мастерской товарищи из «Красной семерки» так измывались над ним, что и у ангела лопнуло бы терпение. Кто, как не Бени, сидел в тюрьме из-за своих симпатий к партии? Он ожесточился, ушел в себя, все реже появлялся в «Хундскугеле». И все больше сближался с Ценци. Что говорить, она понятия не имела об экономических предпосылках, прибавочной стоимости и классовой борьбе. Зато, надо отдать ей справедливость, отлично разбиралась в своей домашней экономике. Дела в мастерской шли хорошо, они ни в чем не нуждались.