Успех

Старик Каэтан Лехнер смотрел, как они живут, и душа у него радовалась. Сам он мало чего добился, но его семья быстро выбивалась в люди. И, главное, у Бени хватало времени на изобретение и опыты. В Национальном театре его не забыли, стоило чему-нибудь не заладиться, как немедленно посылали за богатым на выдумку осветителем. К этой работе сына старик проявлял особый интерес. Когда Бени рассказывал о ней, из зобастого горла Лехнера то и дело вырывались возгласы удивления и восторга: он был счастлив, что его склонность к искусству таким пышным цветом расцвела у сына. Гордый признанием отца, Бени сконструировал для «Клуба любителей игры в кегли» хитроумный прибор, который световыми сигналами автоматически отмечал число выбитых кеглей.

Меж тем семья Лехнер упорно выбивалась в люди. Когда кассирша Ценци произвела на свет зачатого в законном браке здорового мальчишку, между ней и Бени в последний раз разгорелась серьезная перепалка. Произошло это потому, что рождение сына воскресило в Бени революционный пыл. Его отпрыск должен носить имя Владимир — по основателю нового русского государства Владимиру Ильичу Ульянову, известному под псевдонимом Ленин. Ценци заявила, что не потерпит такого языческого имени. Она хотела, чтобы крестным отцом ее сына стал завсегдатай «Тирольского кабачка», тайный советник, «большеголовый» Иозеф Дингхардер, совладелец «Капуцинербрауэрей». Он ее уважает и, конечно, окажет эту честь. Но тут встал на дыбы Бенно Лехнер. Много дней длилась эта междоусобица. Помирились на том, что крестным отцом будет старик Лехнер. А назвали мальчика Каэтан Владимир.

Старик Лехнер сиял. Фотографировал внука-крестника в самых разнообразных позах. Сделал ему подарок, всем на зависть и удивление: продав свой дом на Унтерангере, купил на окраине города, в Швабинге, особнячок и записал его на имя младшего из Лехнеров. Он сам уже недостоин звания домовладельца, но все равно, пусть люди знают, что семья Лехнер выбилась в люди.

Особняк, вернее, старый крестьянский дом, каким-то чудом уцелел среди все дальше расползавшегося города. Во дворе, окруженном высокой каменной оградой, росли высокие каштаны. Каэтан Лехнер решил, что дом и впредь сохранит такой облик, словно в нем посредине города удобно расположился крестьянин, но внутри все должно быть устроено по последнему слову техники, электрифицировано от конька на крыше до погреба, при этом приборы надо тщательно замаскировать, чтобы не резали глаз. Оба Лехнера с головой ушли в работу, все время что-то мастерили, изобретали, ломали себе голову. Старый Лехнер несколько недель рыскал по городу в поисках подходящей мебели, добротной, стародедовской.

К середине мая все было готово. Старик, продавая дом, выговорил себе право пользоваться прежней своей квартирой и лавкой, а владелец электротехнической мастерской Бенно Лехнер, его жена Кресценция и младенец Каэтан Владимир переехали в дом на Швабинге. Ценци подробно описала свою новую резиденцию подруге, жившей в Вейльхейме, а внизу поставила следующую подпись: «Любящая тебя подруга Кресценция Лехнер, в девичестве Брейтмозер, проживающая по Фрёттингерскому шоссе 147, в собственном доме».

С тех пор, как Ценци вышла замуж, она и близко не подходила к «Тирольскому кабачку», где прежде работала. Но теперь пожелала поужинать там в обществе Бени. Тот начал ворчать, попытался увильнуть. Они повздорили, но все же отправились в кабачок. Уселись в боковой комнате, где вино стоило на десять пфеннигов дороже. Поистине бюргерский уют, деревянная обшивка стен, массивные, не покрытые скатертями столы, старинные, прочные, сколоченные для увесистых задов скамьи и стулья — все это Ценци знала наизусть и тем не менее словно увидела впервые. В помещении было сумрачно от дыма дорогих сигар, от испарений, которые клубились над жирными кушаньями. На привычных местах сидели люди с твердым положением и твердыми взглядами. Почти все знали Ценци, приветствовали ее возгласами, кивали весело и благожелательно, с подобающим уважением. Рези помогла ей снять пальто, принесла меню.

Госпожа Кресценция Лехнер, в девичестве Брейтмозер, уселась за угловым столом под карнизом, украшенным оловянными тарелками. Сидела как хозяйка там, где столько лет прислуживала, бегала от стола к столу, работала кассиршей. Была подобна картине, наконец-то оправленной в подходящую раму — ширококостная решительная женщина, которая крепко держится за обретенное право на хорошее обслуживание и вкусную еду, а рядом с ней — муж, отвоеванный ею и выведенный в люди. Она добилась всего, чего хотела, была довольна собой, день выдался отменный, лучший день в ее жизни.

17 Вы все еще здесь?