Успех

То ли под влиянием письма Каспара Прекля, то ли благодаря духовной близости с Иоганной, «Книга о Баварии» зазвучала по-новому: в ней появилось негодующее осуждение правосудия той эпохи. Тогда на всем земном шаре много говорили о кризисе доверия к правосудию. Понятие «справедливость» потеряло четкие очертания, обветшало. Люди слишком много уже знали о человеческой душе, чтобы понятия добра и зла сохранили прежний смысл, но недостаточно — чтобы обрели новый. Когда-то казнь преступника давала удовлетворение не только зрителям, но подчас и самому преступнику: кара означала торжество правопорядка, с которым весь народ чувствовал неразрывную внутреннюю связь. Теперь правосудие омертвело, превратилось в неодушевленное орудие власти, в средство ее защиты, поэтому любые его мероприятия казались проявлением слабости и произвола. Вероятно, баварское правосудие отличалось особенной недобросовестностью и пристрастностью, но по существу везде было одно и то же. До сих пор Тюверлен относился к такому положению вещей философски, с фаталистическим скепсисом, а теперь скепсис начал обретать активность, превратился в гнев. Несправедливость, чинимая в Баварии, обступала его со всех сторон, он видел ее собственными глазами, болел ею, потому что ею болела Иоганна. Чтобы воссоздать Баварию, он должен был воссоздать неправедность баварского правосудия. На обложке рукописи Анни Лехнер четким почерком написала: «Книга о Баварии». К этой надписи Тюверлен добавил: «Или Ярмарка правосудия».

Тюверлен придумал подзаголовок утром, а вечером впервые заговорил о своей книге с Иоганной. Ее поразили слова — «ярмарка правосудия», и так как она умела думать только образами, то сразу представила себе эту ярмарку, многолюдную и пеструю. Вокруг гигантской, источенной червями груды рухляди бродят люди, боязливо вглядываются, ищут, не найдется ли там хоть чего-нибудь нужного им, над каждой лавчонкой висит вывеска «Правосудие», у прилавков величаво стоят продавцы в черных мантиях.

Иоганна старалась сохранить в памяти этот образ во всей его свежести. Девчонкой она вычитала в приключенческих книжках, что, спасаясь от погони, арабы подгоняли коней неким заветным словом. Когда, подавленная киноаппаратурой, операторскими кранами, сложными конструкциями, ослепительными юпитерами, после десятка неудачных съемок Иоганна приходила в отчаянье, она повторяла слова «ярмарка правосудия» и обретала надежду.

23 Я это видела

Мюнхен плясал. Наступил Новый год, начался карнавал. Крупные пивоваренные заводы задавали маскированные балы, бесчисленные клубы любителей игры в кегли и страховые общества устраивали вечеринки, где плясали обыватели, рабочие, крестьяне; на вечерах у художников и убийц из тайного судилища, на студенческих и офицерских балах плясали сливки общества. Г-н Пфаундлер пустил в ход все ресурсы своего изобретательного мозга, стараясь затмить щедрую веселость былых карнавалов. Каждый вечер он устраивал по два больших представления, в субботу их было пять, и на этот раз роскошное обозрение не было испорчено заумными тюверленовскими идеями.

Мюнхен плясал. Под буйную мелодию франсеза, под веселые и пьяные выкрики Мюнхен на скрещенных руках качал женщин, вскидывал их к потолку. Мюнхен нес в заклад носильное и постельное белье, только бы не остаться в стороне от карнавального изобилия. На рассвете, после бурного ночного веселья, Мюнхен растекался по дешевым кабакам — шоферы, торговки, мужчины во фраках, дамы в маскарадных костюмах, сверкающих мишурой, уборщики улиц, проститутки, все вперемешку, пили пиво и уплетали сосиски. Мюнхен, душа нараспашку, истекая блаженством, горланил любимые гимны: «Пока зеленый Изар» и «Да здравствует наш уют».

Господин фон Грюбер поглядывал на это с благожелательным пренебрежением. Г-н фон Рейндль, сонливо улыбаясь, плыл по течению карнавала. Г-н Пфаундлер торжествовал. Чутье и на этот раз его не подвело. В январе он снова завоевал Мюнхен, в декабре завоюет Берлин. Мюнхен опять набрался сил, этого не отрицает и Рейндль, город теперь ничуть не хуже, чем был когда-то. Неистребимо-жизнерадостный, восстал он из мерзости войны и революции, живая клетка, хранящая порядок в организме страны. Словно на баварские горы, опирался прекрасный город на свои могучие традиции.

Недели через две после премьеры нового мюнхенского обозрения в Берлине был впервые показан новый фирм «Мартин Крюгер».

Тюверлен поехал в Берлин. Он сидел на голубом стуле в ложе партера. В той же ложе сидели трое незнакомых ему мужчин. Нервы у него были до предела напряжены. О том, что будет сейчас показано на экране, он знал не больше своих соседей. Тюверлен ни разу не спросил Иоганну о фильме.