— Здрасьте. Много симпатичных мордашек. Я в общем-то могла и не приходить, сидеть и молчать в тряпочку. Но пришла, что бы сказать прямо, заявить во весь голос тем, кто уже принял решение отказаться от орального секса с шефом или же ещё продолжает страдать от унижения… Я хочу сказать всем: не у каждой, милые дамочки, найдется под рукой такая мисс Трупп, чтобы эффективно и вовремя разгласить ваши отношения и вышибить из ситуации законную пользу… У моей секретарши Пусси такой подруги не было. Я цинично использовал её на рабочем месте во время занятий с компьютером, в процессе телефонных разговоров и даже по ходу одного ответственного консультативного совещания, когда с дурными намерениями послал Пусси под стол собирать рассыпавшиеся скрепки. Представляете, а? Нет, вы только вообразите рожи членов Совета! Смитсон даже предложил мне воды — настолько был поражен выражением моего лица. Думал, старый хрен, что директора кондрашка хватила! — Мисс Релло загоготала. Притихший в недоумении зал юмора пока не понял, хотя уже кое-кто врубился, что началось развлекательное шоу и захлопал. Трупп поднялась и нервно затрясла колокольчик:
— Прошу вас внести разъяснения, мисс Ама. Тише, пожалуйста, тише! Я предупреждала, что мы имеем дело с далеко не ординарной ситуацией. Необходимо учитывать степень психического перенапряжения ораторов, каждый из которых перенес глубокую внутреннюю трагедию.
— Еще какую! Слушаете сюда — обалдеете. Прошу прощения, я увлек… увлеклась, — выступающая смиренно склонила голову, поправила пышный бант на блузке и продолжила фальшиво-писклявым голосом:
— Начать надо с того, что я родилась три дня назад, когда получила вот этот документ. — Из кармана розового пиджака была извлечена бумага. Представитель муниципалитета подошел, что бы взять её. Изучил текст, играя блеклыми бровями и утвердительно закивал головой.
— Там, этот господин не даст соврать, сказано, что я женщина. До этого, господа дамы, я считал себя мужчиной. — Ама всхлипнула, гулко ударив себя кулаками в подозрительно пышную грудь и завопила басом: — Мужиком, блин, считал! О чем вспоминать горько и больно… Я руководил трестом железобетонных конструкций. Дела шли совсем не плохо. Но история Лолики буквально вывернула меня наизнанку. (Дама изобразила рвотный спазм. Скривилась и рыгнула в платок — очевидно, перебрала дыни). Я спросил себя: Что ты делаешь, Амек? Что творишь, сукин ты сын, когда вставляешь… Ну, вы понимаете, кабинет, государственное знамя, портрет президента, толпа посторонних ответственных лиц — все это жутко заводит. То есть кошмарно. Особенно, когда выступающие все время талдычат: «забить сваи», «вогнать поршни», «натянуть перекрытия», «поставить конструкцию раком»… Прошу прощения, мисс Трупп, не надо больше звонить, я буду придерживаться скупых фактов. Так вот, когда все это случилось с нашим уважаемым Б.К., я хочу сказать с мерзавцем Ихс, подзалетевшим в результате на десяток миллионов, я сказал себе: — Пора завязывать, Амек! Я плакал все три часа, пока транслировали по телеку признания Лолики и ночью хотел сделать себе обрезание. Прошу прощения — кастрацию. Ну, выпил, конечно, для смелости, взял садовый секатор, примерился. Но уснул. А утром сказал жене: — Гуд бай, крошка. Ты позволяла мне слишком многое. Ты развратила меня, ты не умела ревновать, ты скрывала от общественности мое низкое поведение, опасаясь нарушить приличия… (Ама всхлипнула и утерла нос рукавом.) Я поехал к мисс Трупп и во всем признался. Но Пусси оказалась не такой сильной, как Лолика. Она взяла у меня деньги и отказалась подавать дело в суд.
— Позвольте, так вы пытались купить её молчание? — выставила к трибуне фирменный микрофон Юлия, подобравшаяся поближе.